отхлебнул, зажмурился от удовольствия и вновь продолжил свое хождение по дорожке.
— ...Если необходимо для осуществления известной политической цели пойти на ряд жестокостей, то надо осуществить их самым решительным образом и в самый короткий срок...
Ленин снова остановился, задумался и, энергично взмахнув рукой, продолжил:
— ...И чем большее число представителей реакционного духовенства и реакционной буржуазии удастся нам по этому поводу расстрелять, тем лучше...
Он снова подошел к окну и, глядя на марширующих красноармейцев, в задумчивости негромко проговорил:
— Да-с, судари мои, чем больше, тем лучше...
18
Бригада плотников перелицовывает деревянную крышу монастырского корпуса.
Степан привязывает несколько досок к веревке, спускающейся с лебедки, укрепленной на крыше, и кричит:
— Поднимай.
Доски медленно ползут вверх. Подвязанные посередине, они начинают вращаться, а Степан отворачивается и смотрит на проходящих мимо молодых послушниц, которые, скромно потупив глаза, все же изредка бросают взгляды в сторону Степана. Степан приветливо слегка кланяется им, и, пока он распрямляется, крутящаяся связка досок слегка ударяет его по затылку.
Монахини прыскают и, зажав рты руками, ускоряют шаг.
19
Вся бригада кровельщиков обедает. Их обслуживают монахини. Пожилая монахиня подходит с кувшином молока и наливает Степану в кружку.
Степка с благодарностью смотрит на монахиню.
— Спаси Господи, матушка...
— Кушай, Степушка, сестра Корнелия специально для тебя ходила в Самойловку. У них молоко особенное.
20
Хлынул дождь. Настоящий летний ливень. Бригада, в которой работает Степан, прячется под навесом. Степка видит, как монахини пытаются спасти из-под дождя одежду, развешанную на заднем дворе монастыря, он бежит к ним на помощь. Тащит тяжелую корзину с бельем, но поскальзывается и падает в грязь. Молодые монахини смеются, помогают ему подняться и вместе тащат дальше корзину.
21
Степка идет утром на работу вместе с бригадой, его окликает послушница и, подбежав, вручает постиранную рубашку.
22
В губкоме идет экстренное заседание. Обсуждается директива ВЦИК об изъятии церковных ценностей. Выступает Иван Исаевич Садовский, первый секретарь губкома. Слушают его внимательно, понимая всю значимость данного вопроса для укрепления власти большевиков в молодой советской республике. Иван Исаевич — старый большевик-ленинец. Годы подполья, ссылки и тюрем закалили характер этого несгибаемого революционера. Говорит он жестко, короткими фразами, словно гвозди заколачивает:
— Товарищи! Мы собрались, чтобы обсудить директиву ВЦИК об изъятии церковных ценностей. Партия требует от нас решительных действий. В идеологии Церковь — наш главный враг. Сейчас, когда в стране разруха, а в Поволжье голод, мы должны воспользоваться этой благоприятной для нас ситуацией в борьбе с попами и монахами. Их надо уничтожать под корень. Раз и навсегда. Беспощадно истребить всех во имя мировой революции. Изъятие ценностей непременно вызовет сопротивление церковников. Этим обстоятельством и требует незамедлительно воспользоваться Владимир Ильич. Другой возможности у нас с вами, товарищи, может и не быть. Какие будут предложения? — Он сурово обвел глазами всех присутствующих и добавил: — Товарищи, прошу говорить коротко и только по существу вопроса.
Слово взял член губкома Петр Евдокимович Свирников:
— Товарищи, хочу проинформировать вас, что настоятельница женского монастыря игуменья Евфросиния
