осилил тяжелый путь до Ангары? Мое дело какое?
— А что государю прежде давал, что данскому королю посылал — то мне дай! — изменился в лице Строганов, став похожим на хищную птицу. — Знаю я нужду твою — будут тебе людишки! Много людишек! Токмо дай мне оное!
— Зачем тебе? — удивился Вячеслав. — Как я знаю, ты и пушки льешь, и воинов у тебя во множестве.
— А не то все это! — воскликнул Дмитрий. — Ты токмо знай, убытку тебе не будет никакого! Уж я слово даю! А то и мастеров дай, не обижу…
— Смуту новую учинить хочешь? — нахмурился Соколов.
— А смута уже учинена! — отвечал гость. — А далее еще больше будет, когда Борька с Никиткой сцепятся! Вот уж где кровушкой реки изольются!
— Тебе в том каков интерес, Дмитрий Андреевич? — подался вперед хозяин Ангарии.
— Ведомо ли тебе, Вячеслав Андреевич, что род мой с Великого Новагорода исходит? Хочу я оборонить отчие места от свар Романовых. Свея поприжать, дабы торговлишку вести с прибытком.
«Вот оно что! Торговля! Напрямую через Ливонию торговать хочет, а не Скандинавию огибать из Архангельска», — осенило Соколова. Петренко тоже понял, куда клонит Строганов.
— Так, а мне какой прибыток с того? — задал свой главный вопрос Вячеслав.
— Люди бают, будто Рюрикович ты? В Новагороде многие знают о том и на Москве тож, — откинулся на спинку кресла Строганов. — Ежели трон московский займешь, то я на отчинных землях сяду.
Петренко едва не поперхнулся и схватился за подлокотники стула. Вячеслав же последовал примеру гостя и расслабленно откинулся на спинку.
— Я должен подумать, — проговорил он, — продолжим беседу за обедом.
Петренко, делавший характерный для тренеров жест ладонями, словно просил тайм-аут, удовлетворенно кивнул и встал.
Строганов улыбнулся, откланялся и вышел. За ним последовал и бородач.
— Ну, дела, Андреич, — выдохнул Ярослав, садясь рядом с глубоко задумавшимся товарищем, который немигающим взором смотрел в окно на чистое, без единого облачка небо.
Глава 12
Древний русский город, в который уже раз переданный переговорщиками-боярами заклятому врагу- соседу, — новая власть, появившаяся тут совсем недавно, но весьма крепко устроившаяся на этой земле, не желала сдавать неприятелю освобожденные ею территории, — этим летом опять активно отстраивался: ремонтировались приземистые каменные башни, постепенно заделывались провалы, зиявшие в стенах. Снова водворялись на место обитые железом проездные ворота в Круглой башне. Корельцев не нужно было уговаривать принимать участие в восстановлении их крепости и города, наоборот, приходилось одергивать тех, кто буквально истязал себя на работах. К началу осени четыре старых бастиона островной крепости, осыпавшиеся и захламленные, были укреплены, а на них устроены артиллерийские позиции, в том числе установлены орудия, вывезенные ангарцами из невских крепостей. До первого снега, полагал полковник Смирнов, основная часть работ будет завершена и останутся лишь небольшие доработки.
Андрей знал судьбу города и не желал повторения той ситуации, когда шведы осаждали им отданный, но не покорившийся город. Однако прибывавшие в августе на берега Ладоги посланцы от Боярской думы приказывали воеводе Ефремову отвести стрельцов к Сакульскому погосту, а от полковника Андрея Смирнова требовали немедля отбыть в Москву для дальнейшего пути к Ангаре-реке, поскольку дело, Руси нужное, было им исполнено. Гонцов боярских встречали, кормили обильно, даже парили в бане и с подарками отправляли прочь. Им, хмельным и сытым, вручались ответные письма от полковника — дескать, работа вовсе не исполнена, поскольку по указу государя сия земля русская отвоевана была у ворога, а потому только государь вправе эту землю отдать обратно. А покуда государь болезный и приказа дать не может, то он, полковник Андрей Смирнов, и воевода государев Афанасий Ефремов будут сию землю блюсти от неприятельских поползновений.
В один из дней поздним вечером в небольшом селении Сакульского погоста на юг от Корелы появилось четверо всадников. Уставшие после долгой дороги, они попросились на ночлег у местного старосты. Старик, помня строгий наказ, пришедший в свое время из крепости, немедля сообщил о чужаках, послав сына в Сакулу. Там, в доме пастора при бывшей лютеранской кирхе, была устроена караульная изба, в которой постоянно находилось с десяток стрельцов или местных ополченцев. Стрелецкий десятник, наутро прибывший в селение со своим отрядом, заставил гостей отправиться вместе с ним в Сакулу, откуда он послал гонца в Корелу. Поскольку никаких бумаг у задержанных людей с собою не имелось, а словам их веры было мало, все четверо покуда были заперты во флигеле обустраиваемой на русский лад кирхи. Несмотря ни на что, чужаки держались уверенно и требовали встречи с полковником Андреем Смирновым.
— И чего они зачастили? — удивился Евгений Лопахин, заместитель Смирнова, когда он только услыхал от прибывшего из Сакулы стрельца о задержании очередных посланцев. — Боярам, видимо, делать больше нечего, как нам гонцов слать раз за разом!
— Не от бояр они, капитан, — произнес рослый стрелец, зыркнув из-под кустистых бровей.
— Откуда знаешь?
— Дык ты доклад не слухал ишшо. — Щербатый рот воина ощерился в ухмылке. — С Камня они, как есть. Со Строгановских вотчин.
— Вот оно как, — протянул Лопахин. — Что же, скачи обратно да возьми еще людей, дабы сопроводить их к полковнику.
— В путах привесть али как? — подобрался стрелец.
— Нет, нет! Никаких пут! — замахал руками Евгений. — Сопроводить в Корелу на разговор!
— Как скажешь, капитан, — кивнул гонец и повернулся к лошади, тихонько говоря ей ласковые слова.
Лопахин облегченно вздохнул, посматривая на воина, — огромные ладони стрельца с удивительной нежностью гладили морду кобылы, которая негромко всхрапывала и пыталась губами ухватить его пальцы.
— Стрелец, как тебя звать? — окликнул он бородача.
— Федоркой кличут! — тут же обернулся тот.
— Спасибо, Федор, за службу! — сказал Евгений, хлопнув его по плечу.
Капитан направился к конюшне — сегодня следовало лично предупредить полковника о новых гостях, что появятся в столице края ближе к ужину. Стрелец же еще некоторое время гладил лошадь, прежде чем сесть в седло.
Полковник морской пехоты Андрей Смирнов тем временем общался в своем корельском доме с земляком. Олончане из разных миров, уроженцы времен, которые столь сильно отстояли одно от другого, что казалось, не может быть меж ними ничего общего, тем не менее вполне находили понимание друг у друга. Данила Ершов, мастер каменных дел из приладожского Олонца, сегодняшним утром вместе со своей артелью, состоявшей из рабочих-каменщиков, обжигальщиков, кирпичников и ярыжников, прибыл в Корелу, чтобы наняться на работу. Ради этого пришлось дюжину мужиков вытащить с работ в Троицком монастыре на реке Свирь. Кормили там скудно, а денег и вовсе не давали, обещая уплатить позже. Но прежде архимандрит непременно удержит кормление из той малой платы, что, верно, выплатят к Пасхе на следующий год.
А недавно Данила услыхал от дружка, кирпичника Родиона Хухорева, что в Кореле нужны хорошие мастера, дабы стены крепости поднять, от свея пострадавшие. И платят там — дай боже везде так.
— Плата серебром будет?! — изумился Данила первый раз, едва услышав оное от начальника корельского гарнизона.
