приятелям-студентам осенью 1909 года.
На уроках в адашевской школе стал аккуратно появляться смуглый молодой армянин с вьющимися негустыми каштановыми волосами и выразительными внимательными глазами. Эти глаза придавали его красивому лицу запоминающееся своеобразие. Юноша застенчив, молчалив, скромен, но в минуты частого увлечения он, видимо, не знает стесняющего обычно молодых актеров разлада движений и чувств. Движется удивительно легко и пластично, у него абсолютный музыкальный слух и врожденное чувство ритма.
Кроме занятий на первом курсе с Адашевым и Массалитиновым, он старается посещать уроки Лужского на втором курсе и никогда не пропускает занятий Сулержицкого со старшими учениками — С. Г. Бирман, Л. И. Дейкун, Н. В. Петровым и другими. Вскоре все привыкают к его присутствию, к его постоянному желанию помочь не только себе, но и другим, к его пытливости, серьезности и ценят его художественный вкус. Даже Леопольд Антонович Сулержицкий, хотя на его уроки Вахтангов пробрался незаконно, перед занятиями обычно спрашивает: «А где же Вахтангов?»
Двадцатипятилетний Вахтангов остановил свой выбор на театре, перешел Рубикон, потому что театр дал выход страсти Вахтангова воспитывать и организовывать людей, а переделывая их, переделывать и самого себя. Театр вобрал весь общественный темперамент Вахтангова и все его индивидуальные дарования. Театр становится его жизнью.
В сущности говоря, все увлечения молодого Вахтангова общественно-политическими, а порой и философскими вопросами, его взволнованное, но неустойчивое и наивное отношение к революционному движению, все питалось одним: страстной и очень непосредственной любовью к жизни. Он хотел бы любыми способами сделать жизнь более счастливой, одухотворенной, красивой. По своим индивидуальным данным он совсем не был философом (как неудачно пытаются изобразить его некоторые ученики), ему несвойственно было научное и политическое мышление. Самой сильной стороной его богато одаренной натуры была неистощимая творческая фантазия и уменье глубоко проникнуть в психологию людей. В театре он нашел, наконец, свое настоящее место. Искусство воспроизводить на сцене духовную жизнь и характеры людей стало для него искусством романтического преображения жизни, которого он искал прежде и в политике, и в философии. В театре он целиком отдался этому своему стремлению, исходя неизменно от принципов искания предельной психологической правды. И только лишь в Московском Художественном театре, у его лучших представителей, взявших на себя воспитание молодых актеров, Вахтангов нашел незаменимую школу, направившую все его творческое развитие. Искусство воспроизводить психологическую правду раскрывалось ему теперь как мастерство, как высокий и сложный труд. Он начал учиться впервые с самых азов.
Многосторонние способности Вахтангова обнаруживались подчас далеко не по академическим поводам.
Группа старших учеников школы устраивает в октябре веселое кабаре с пригласительными платными билетами. Сбор идет на оплату учения. Вахтангов, вспомнив гимназические годы и студенческие веселые ночи, выступает в ряде шутливых номеров.
Идет сценка: экзамен в драматическую школу. На подмостки без приглашения выбегает молодой кавказец, читает с бурным темпераментом «По горам, среди ущелий темных…» и так же внезапно исчезает, как появился… Выходят две девушки-провинциалки. Они приехали из Шуи. Одна из них Лидия Ивановна Дейкун. Они, шепелявя и картавя, читают что-то сентиментальное. Невидимый экзаменатор спрашивает: «С кем вы занимались дикцией?» Дейкун отвечает: «С Качаловым». Василий Иванович сидит тут же, в первом ряду, среди публики. Но из-за сцены раздается невозмутимый качаловский голос: «Ничего подобного, я ее никогда в жизни не видел». Голос невероятно похож. Пораженный В. И. Качалов поднялся и шагнул на сцену — «покажите мне его!». Вышел Вахтангов…
Был в Москве знаменитый своей рассеянностью профессор, который вечно путал слова и говорил «домер нома», «бухарева сашня», «знако лицомое, а где помнил не вижу». Евгений Богратионович встречал этого профессора в жизни. Под общий хохот Вахтангов изображает комичный разговор профессора по телефону.
Второй спектакль-кабаре уже подготовляет Вахтангов. Он пишет сценарий обозрения. Сам читает монолог Анатэмы Л. Андреева «под Качалова». И снова В. И. Качалов и публика в восторге. Есть в вахтанговской имитации нечто неожиданное и весьма привлекательное. Перед зрителями совсем не карикатура, а живой человек.
Юмор, способность к веселой импровизации, к легкой и острой шутке, изобретательность, отзывчивость, заразительная жизнерадостность Вахтангова быстро сближают его с другими учениками. «Старички» школы — Л. Дейкун, С. Бирман, Н. Петров — привлекают его к своей поездке на рождество в Шую. В Шуе заведует детским приютом мать одной из учениц, и туда уже проложена дорога для собственной «антрепризы». В Шуе сыграли водевили «Спичка между двух огней» и «Горящие письма». В концертном отделении Вахтангов под аккомпанемент рояля играет на мандолине. Он с нею не расстается.
Вылазки учеников-адашевцев, вызванные необходимостью поддержать свое существование, происходят довольно часто — то в клубы Москвы, то в другие города. Вахтангов, неизменный участник — актер, организатор и режиссер, быстро забирает инициативу и общее руководство труппой в свои руки. У него уже большой опыт в таких делах и неистощимая энергия.
У молодых актеров — теплые, товарищеские отношения. В поездках — общий быт. В Москве они тоже почти не расстаются, вводя легкую, чуть-чуть приподнятую интонацию артистизма, импровизации, дружбы и любви в обращении друг с другом. Эпиграммы, шутки, пародии, мнимая и настоящая ревность, ирония и наивность, игра в «отцовские» и «братские» отношения — все это не сверкало бы такой жизнерадостностью, если бы участники незаметно сложившегося кружка не были серьезно и глубоко захвачены и объединены одним делом, одной страстью — театром.
В этом кружке в ходу альбомы, — они каждый день пополняются экспромтами, рисунками, стихами собственного сочинения, остротами, карикатурами. Часто между авторами возникает на страницах альбома остроумный диалог или один продолжает тему, подброшенную другим. Но живее всего соревнование в остроумии и выдумках проходило во время репетиций и на занятиях. Это было испытанием на себе всевозможных актерских состояний. За кажущейся легкостью и непритязательностью этих опытов скрывались подчас взыскательное воспитание характера и выработка актерского мастерства.
Иногда, отталкиваясь от узко понятого мещанства, артисты впадают в модное тогда декадентство. Оно привлекает внешней формальной новизной и кажущейся значительностью, которая якобы скрывается за таинственным смыслом символов, иносказаний, неотчетливых настроений.
Это направление в искусстве, родившееся от растерянности и страха перед действительностью, охвативших в годы жестокой общественной реакции буржуазную интеллигенцию, вызывает у Вахтангова противоречивое отношение. Иногда он сам пишет стихи и прозу в стиле декадентов. Так, например, его нигде до сих пор не опубликованная поэма о Иолле и Эдде, посвященная близкому другу этих лет — Лидии Ивановне Дейкун, полна отзвуков литературного модернизма. Кусок этой поэмы — «обращение к морю» — Лидия Ивановна не раз читала на концертах под аккомпанемент самого автора на рояле. Но иногда Вахтангов с отвращением отворачивается от декадентства, чувствуя, что за его кокетливой и претенциозной формой кроется духовная опустошенность и отталкивающее любование собственным страданием и неопределенностью мыслей.
Борьба была очень сложной. Вахтангов всю свою жизнь силился разорвать цепи ограниченного и упадочного буржуазного модернизма, но они продолжали его удерживать до последней мечты, мучившей его уже на смертном одре, — мечты сыграть главную роль мастера Пьера в декадентской пьесе «Архангел Михаил» Бромлей.
Московский Художественный театр, его школа и в особенности Л. А. Сулержицкий были союзниками реалистического сознания в этой внутренней борьбе. Они сыграли в жизни Вахтангова в данном отношении глубоко воспитательную роль. Когда подчас Вахтангов решал поразить своего учителя Леопольда Антоновича Сулержицкого этюдами-импровизациями в выспреннем декадентском стиле, — получался полный конфуз. После одного из таких опытов Вахтангов, чувствуя на себе строгий и иронический взгляд Сулержицкого, пришел в ужас и чуть не убежал из комнаты. Леопольд Антонович его не отпустил, заставил еще раз повторить этюд перед всеми и сказал:
