- Нагнись, говорю.
Он нагнулся, она поцеловала его.
- Я очень рада, миленький. Могу я тихонько порадоваться? Ну и все. И помоги тебе Бог.
Женя отпрянул, рассерженный не на шутку:
- Чему, чему радоваться?! И почему у тебя такое осведомленное лицо?!
Старая актриса преспокойно сняла очки и щелкнула выключателем ночника на тумбочке. Единственным источником света сделался Катин прожектор за окном.
- Извольте, молодой человек, не орать на женщину, которая годится вам в бабушки! Разозлился, что я поняла, где ты был? Но я же не настаиваю на слове 'свидание', назови иначе… пусть это будет 'коллоквиум' - пожалуйста! Смотри только, чтобы девочка у тебя не усохла… Ну что стоишь? Все, проваливай, я хочу спать.
10.
На центральной улице одна из витрин представляет собой галерею человеческих портретов, среди них преобладают дети.
Из этого фотоателье вышла Катя. И стоит в ожидании. Накрапывало - и она надвинула капюшон своей оранжевой полупрозрачной куртки. За спиной раздался голос Инки, ее подруги, обращенный к начальнице:
- Эти полчаса, Велта Августовна, я могу и после 18-ти отработать! Чем плохо-то? А сейчас - надо мне. Ну подруга в беде - можете вы понять?
Не дослушав ответ начальницы, Инка выскочила наружу. Поморщилась, раскрыла зонтик. Она старше Кати существенно - лет на шесть. И, похоже, раз в шесть обильнее представлена на ее лице косметика.
- Что ты несешь? В какой я беде? - спросила Катя.
Инка трижды поплевала через левое плечо, поискала глазами дерево, не нашла и трижды постучала по своему темени.
- 'В беде' - объяснила она, - это звучит, а все остальные причины на Велту не действуют. В Майори австрийские сапоги давали - так и то с истерикой отпустила. Куда мы идем-то?
- Разговаривать.
В 'стекляшке', торгующей мороженым и соками, они поприветствовали знакомую продавщицу через голову очереди, получили неформальную улыбку в ответ и почти мгновенно - подносик с двумя пломбирами, нескупо политыми вареньем.
- Девушки стояли, - объяснено было очереди.
- Это когда же?! - вознегодовал один пожилой гражданин. - Я уже 20 минут…
- Стояли, стояли, - успокоила его Катя, передавая Инке поднос, а продавщице - трешницу. Наклонилась к этому дяде, пояснила: - Легче относиться надо… в ваши годы. Вчера один вот так же завелся - и, пожалуйста, инсульт. Не отходя от кассы.
Дядя еще долго потом шевелил губами, глядя как она устраивается за столиком, как ест… Все искал слова для отповеди и не находил.
Уже поведав подруге главное, Катя ждет ее умозаключений. А Инка нарочно тянет паузу, трудолюбиво заполненную мороженым. Наконец приступила:
- Чего прибежала-то? Я так поняла, что советоваться. А ты ведь хвастаться прибежала - скажи, нет?
- Да чем же, Инка?
- В тебя по уши врезался московский философ - нормально, поздравляю.
- Брось! С первого взгляда, что ли? - не верит и смеется Катя.
- Тут не взгляды уже, тут факты! Предложил он тебе заниматься? Так? Деньги твои ему до фонаря - так? Ну сама подумай: если не влюблен, зачем ему путевочные денечки на тебя тратить?
- А я прямо так и спросила! Я говорю: вы готовый философ, я - девушка со спасательной станции. Что общего-то?
- Ну-ну! А он?
- А он: мне, говорит, казалось, когда садятся рядом два человека, говорящие по-русски, и кладут перед собой Пушкина там или Толстого, - общее между ними возникает, должно возникать…
- Слушай, а он не баптист? - засмеялась Инка. - Странный какой-то…
- Вот, говорит, у вас лежит Белинский. Его статьи, когда они впервые выходили, студенты читали вслух и обсуждали артельно, в этом был свой большой смысл… А я говорю: ну да, они объединялись в это время. Против царя и крепостного права. А мы с вами - зачем будем объединяться?
- Вот именно! А он?
- Нахмурился. На выход подался. Я, говорит, снимаю свое предложение…
- А ты?
- А я говорю: не-не-не, предложение очень подходящее, я его почти принимаю. Только сознайтесь, говорю: захотелось немного приударить за мной?
- А он?
- Погоди. Нормальное, говорю, желание. И зачем его прятать за какими-то студентами, которые в том веке сходились читать Белинского и давно померли?
- Все правильно говоришь, по делу. А он?
- Помрачнел еще хуже. Нет, говорит, Катя - я трезво смотрю на свои данные. И эту вашу гипотенузу мы больше не будем развивать. Нет, вру: не 'гипотенузу', конечно, а это…
- Гипотезу?
- Да! Ее.
- Интересное кино… Эту не будем - а какую ж тогда развивать? Мудрено что-то.
…Тесен курортный пятачок, еще теснее он делается в пасмурную погоду. Видимо, так можно объяснить появление в этой 'стекляшке' Ксении Львовны Замятиной с какой-то приятельницей. Катя сдавила Инкину руку. Испуганным шопотом объяснила:
- Бабка его!
- Которая? С голубой сединой? Так это ж актриса… как ее? Известная… сейчас вспомню.
- Замятина. Только ты не так сильно зыркай…
- Замятина - его бабка?! - Инку, похоже, это известие нокаутировало.
Какие-то неоткрытые наукой волны или токи, видимо, все-таки существуют, потому что Ксения Львовна осмотрела обеих девушек внимательно. Почему-то именно их! Но к моменту, когда она понесла от стойки свое мороженое, они уже выскочили вон.
11.
- Ну и ну, подруга! - потрясенно приговаривала Инка. - Ну и семейку ты подцепила…
- Я? Сама же видела: мы не знакомы! Я даже не знала, что она популярная…
- Внучек вас познакомит не сегодня, завтра - в чем проблема? Настолько близко может познакомить, что старуха не обрадуется… Но как же ты не знала? На обложке 'Советского экрана' была она? Была! По второй программе, по ящику недавно кино с ней давали? Давали! Звезда, что ты! Ну, правда, бывшая. Тебя тогда еще практически не было, но то поколение ее очень даже обожало…
- А я еще подумала: с какой стати их поселили на 8-м этаже? На восьмом же директор селит самых- самых! Табаков, помню, там жил, Джигарханян, Эдита Пьеха…
У Инки вдруг сделался затуманенный, усмешливо-дальновидный взгляд и, ревизуя этим взглядом Катю с ног до головы, она сказала:
- Замятина, стоит ей захотеть, может наладить тебя в артистки! Ей это так же просто, как нам сейчас
