Господь нахмурился ещё сильнее.
– Так, положи ребенка в койку и отойди. – приказал Он.
– Не-а. – сказала кормилица. – Ты же сам видел, что косяк в крови.
– Да за кого Вы меня держите! – воскликнул Господь. – Вы что думаете, Я без ваших косяков не могу обойтись?… Положи ребенка в койку и отойди. Это египетский первенец и он умрёт за грехи своих отцов.
– Это младенец, и сегодня он не умрёт. – сказала кормилица не менее грозно. – Кем Ты себя возомнил, Всеблагий? Ты думаешь, Тебе можно врываться в приличные дома и размахивать ножиком?
– Женщина, ты споришь со своим Богом?! – воскликнул Господь, наставляя меч на кормилицу.
– Несомненно именно это она и делает. – сказал Натаниэль тихо.
– Почему? Почему ты защищаешь дитя своего поработителя? – воскликнул Господь.
– Это просто дитя. Это доверенное мне дитя! – воскликнула кормилица. – И Ты не причинишь ему вреда!
– Почему ты так уверена в этом? – спросил Господь, наливаясь гневом.
– Потому что сначала Тебе придётся причинить вред мне. А зачем освобождать Твой народ, если придётся сначала перебить его? – ответила кормилица.
Из-за дверной занавески выглянул писец Анитерис.
– У вас всё в порядке, госпожа кормилица? – спросил он робко.
– Всё в порядке, идите спать! – ответила кормилица резко, не сводя глаз с Господа.
– Почему ваш уважаемый гость держит меч, госпожа кормилица? – спросил писец ещё более робко.
– Простите мою невежливость! Это мой господин, отец этого ребёнка. А это Господь народа моего, и Он пришёл поразить вашего первенца! А теперь идите спать! – отрезала кормилица.
– А… – сказал писец. – Так у вас всё в порядке?…
– Да! – ответили все хором.
– Госпожа кормилица, почему у этого человека идёт дым из носа?… – спросил писец, глядя на Натаниэля.
– Потуши сигарету. – приказал Господь тихо.
– Ну, я пойду… Может, вам принести чего-нибудь попить?… Э… Ну, спокойной ночи… – сказал писец, исчезая.
– Почему «потуши»? – возмутился Натаниэль.
– Здесь ребёнок! – сказал Господь. – При детях нельзя курить!
– Ты собираешься его поразить! Ему уже не повредит.
– Потуши чёртову сигарету! Ещё мне не хватало, чтобы и ты со Мной препирался!
Натаниэль, бурча, выкинул сигарету в окно.
– На чём мы остановились? – спросил Господь у кормилицы.
– На том, что всё это затевается ради Твоего народа, а народ против. – сказала кормилица.
– Так. – Господь подумал. Опустил меч. – И что?
– А то, что я его кормилица, и Ты не сможешь отнять его у меня. – объяснила кормилица.
– Да не надо, – сказал Господь, – просто держи его на вытянутых руках, чтобы не забрызгаться…
Кормилица покачала головой.
– Во-первых, – сказала она, доставая носовой платок, – дай сюда Свою руку. Зачем было трогать кровь? Будто Ты не видел, что дверь грязная. Во-вторых, оставь эту дурацкую затею с младенцами, все всё поняли ещё на лягушках.
Господь отдал меч Натаниэлю и протянул ладонь кормилице.
– Ну Народ, ну что за люди… – сказал Он довольно уныло. – Почему вы всегда спорите со своим Господом?
Кормилица хмыкнула и поплевала на платок.
– Я объясню. – сказал Натаниэль. – Фараон уже давно хотел отпустить евреев, но Мы же не можем позволить ему быть умнее нас, Мы должны заставить всех страдать, чтобы все не думали, что всё так легко и просто…
– Ну что ты мелешь… – сказал Господь, щекоча свободной рукой подбородок молодого Анитериса. – Я не мог допустить, чтобы Мой Народ думал, что египтяне рады от них избавиться и постараются спровадить его по первой возможности.
– Я слышал другую версию. – сказал Натаниэль. – Можно ребёночка подержать?…
Кормилица посмотрела на него.
– Слушай, а это не ты работаешь у Моисея-книжника? – спросила она. – По-моему я тебя у него видела.
– Я снаружи подожду. – сказал Натаниэль.
Он вышел, облокотился о косяк и закурил. Полюбовался на звёздное небо. Потом отскочил как ошпаренный.
– Чёрт… – сказал он, изворачиваясь и щупая свитер на спине, – ну совсем ведь новый. Господи! – крикнул он небу.
– А? – спросил Господь, выходя из дома писца.
– Я ведь знаю, зачем Ты это сделал, – сказал Натаниэль, кивая на окровавленный косяк, – Ты опять хотел переложить вину. Как всегда.
Господь пожал плечами.
– Выбор, как ты только что видел, всегда за людьми. А Я – стихия. Я ничего не решаю. Я только делаю.
– Бурное море, злой ураган… – сказал Натаниэль. – Уже светает. Давай домой собираться?
Господь вздохнул и посмотрел вдоль улицы. Все косяки были красными. В конце широкого проспекта стоял царский дворец, с колонн которого осыпалась влажная от крови штукатурка.
– Знаешь, пора уже начинать Исход. Мне их уже жаль.
– Да ладно! – сказал Натаниэль. – По-моему, евреи уже более-менее довольны.
– Я о египтянах. Не поймёшь – кто рабы, кто хозяева. – сказал Господь.
XCIV
– Так. – сказал гунн Атилла, сдвигая очки на кончик носа, – со сводками по планируемой прибыли все ознакомились?
По нестройным рядам пробежал ропот.
– Хорошо. – Атилла аккуратно скатал листок и сунул за пазуху. – Прошу всех точно придерживаться своего участка. Мы связаны обязательствами.
– А чё такого-то?… – воскликнул кто-то. – Это же набег!
Атилла посмотрел на крикуна долгим и строгим взором.
– Так. – Поёрзав, он уселся в седле поудобнее. – Я гляжу, кое-кто не хочет меняться.
Толпа молчала.
– Мы должны меняться. Это вы понимаете? Чтобы выжить и быть более эффективными, мы должны менять себя в соответствии с окружающим миром.
– Но раньше мы меняли мир под себя! – крикнул кто-то ещё. – Мы проходили, и мир очень сильно менялся.
Атилла презрительно фыркнул.
– Это мы будем делать и сейчас. Но теперь мы не будем просто убивать, поджигать и насиловать. Мы сражаемся за свой образ жизни, понимаете? А наш образ жизни – убивать, поджигать и насиловать!
Толпа радостно заорала.
– Итак! – Атилла поднял руку. – При любезном содействии нашего страхового агента господина Натана…
Человек, в одежде которого хлопок и шерсть преобладали над мехом, что в нормальном обществе является явным признаком цивилизованности, коротко поклонился орде.
– …мы застраховали свои возможные убытки от невыполнения обязательств противной стороной. – Атилла снова строго обозрел толпу. – Под противной стороной я подразумеваю римлян.
Толпа снова зашумела.
