– Вот, пожалуйста, посмотри! – сказал Первый Философ, поднося к глазам слегка погнутую швейную иглу. – Ни одного ангела, и это ты можешь видеть. А ангелов не можешь. Какое ещё доказательство тебе нужно?
– Ангел – это чистый дух, – возразил Второй Философ, разливая чай по чашкам, – а дух лишён телесного и потому может быть бесконечно мал. Бесконечно малого ты увидеть не можешь. Поэтому и ангелов на острие может поместиться бесконечно много.
– А как бесконечно малое может танцевать? – воскликнул Первый Философ. – Кроме того, если их там бесконечно много, там довольно тесно, правда? И танцевать в общем-то неудобно.
Размахивая рукой, Первый Философ укололся и сунул палец в рот.
– Их там шесть. – сказал спокойно Третий Философ, отнимая иглу у Первого Философа.
– Почему шесть? – спросили Первый и Второй Философы.
– Очень просто. – сказал Третий Философ. – Ангел есть дух, дух лишён телесного, а значит не определён в мире телесного. Ангелы занимают не бесконечно малое, а неопределённо малое пространство. То есть вообще неопределенное. Какое получится. Какое есть. И поэтому их там может быть неопределенно много. Или неопределенно мало. Например, шесть.
– А почему именно шесть?! – воскликнул Первый Философ. – Ведь их там может вовсе не быть. Или их там, скажем, семеро.
– Совершенно верно. – сказал Третий Философ ещё спокойнее. – Пока ангел неопределён и неопределим, их там сколько угодно. Поэтому их и шесть, и семь, и ни одного. Все ответы верны.
Второй Философ, закашлявшись, отставил свой чай.
– Не в то горло попало… – сказал он, слегка синея от удушья.
– Раз, Два, Три… Раз, Два, Три… – величественно считал Первый Ангел. – Ты Ведёшь, Не Забывай! Ну Вот, Опять. Это Моя Нога, Между Прочим.
– Извини, – сказал величественно Второй Ангел, – Давай Ещё Кружочек? У Меня, Кажется, Началось Получаться.
– Я Же Тебе Говорил, – величественно прошептал Третий Ангел Четвёртому Ангелу, – Тут Почти Не Будет Народа. Надо Было В Пятницу Вечером Прийти. В Пятницу На Иглах Не Протолкнуться.
– Да С Чего Ты Ходишь! – воскликнул величественно Пятый Ангел, швыряя карты на стол. – У Тебя Червей Что Ли Нет?
Шестой Ангел величественно мотнул головой. Крохотная косичка описала величественную дугу в воздухе.
Седьмой Ангел обмахнул своё одеяние, похожее то ли на величественный банный халат, то ли на величественную ночную рубашку.
– Как Же Так Получается, Благодать Их Раздери, – сказал он задумчиво, – Что У Людей Два Горла, То – И Не То…
XC
– Нет, ты представляешь? – воскликнул Ван-Гог возмущённо. – Поворачивается, говорит – «Простите, это кажется ваше?» и хлоп – оно уже тут…
Он с усилием подёргал себя за ухо.
– Господь всегда так делает. А чем ты собственно недоволен? – сказал Натаниэль. – Прекрасное ухо.
– Чем! – воскликнул Ван-Гог. – Я умер, правильно?
– Ну да. – сказал Натаниэль. – И я очень рад слышать, что ты считаешь, что это правильно.
Ван-Гог махнул рукой.
– Ну подумай сам. Я художник. Я умер. Ну? Кто я теперь?
Натаниэль подумал.
– Мёртвый художник?… – предположил он.
– Знаменитый художник! – воскликнул Ван-Гог. – Все знают, что художники становятся знаменитыми после смерти, особенно если умирают в нищете.
– Ну не знаю… Вот возьми, к примеру, Янссенса… – сказал Натаниэль задумчиво.
– Кто такой Янссенс? – спросил Ван-Гог.
– Вот-вот… – кивнул Натаниэль.
Ван-Гог ещё раз подёргал себя за ухо.
– И где он его взял-то… Я его найти так и не смог…
– Ну так чем тебе ухо-то не угодило? – повторил свой вопрос Натаниэль.
– Ну представь, что я теперь известный художник. – сказал Ван-Гог. – И все умирающие ценители моего творчества, увидев меня, будут восклицать «Но у него же два уха!».
– Ага. А на автопортрет ты не похож? – спросил Натаниэль.
– Ну что ты! – воскликнул Ван-Гог. – Конечно нет, это же искусство, а не фотография!
– Понятно, – сказал Натаниэль, – то есть умершие будут сомневаться в том, что ты Ван-Гог. Но ты же Ван-Гог.
– Ну как ты не понимаешь, – сказал Ван-Гог жалобно, – так бы я для них был Мудрый и Великий. Проводник, как Вергилий. А так, с двумя ушами – они сперва усомнятся, а потом решат, что я в сущности свой в доску, рубаха-парень, такой же как они мужик с двумя ушами… Это же кошмар!
– Слушай, ты порисовать не хочешь? – сказал Натаниэль миролюбиво. – Я тебе красок раздобуду…
– Да дались мне эти краски! – воскликнул Ван-Гог. – Я с тобой о вечном говорю!
XCI
– Нет. – сказало Слабое Взаимодействие. – Ты. Просто. Не. По-ня-ла. Смотри, они подают тебе филе курицы с отварным картофелем. И там соус и отварные овощи.
– Очень сложно понять! – воскликнуло Сильное Взаимодействие, взмахивая маникюром. – Оставь филе и съешь только овощи.
– Это же куриное филе. – сказало Слабое Взаимодействие, – если уж ты взяла куриное филе, так надо есть филе.
– Не надо! – сказало Сильное Взаимодействие. – Никому ты ничего не должна. Скажи, что курица на гормонах, что овощи из морозильника… Соус-то с картошкой объяснять не придётся?
Слабое Взаимодействие громко фыркнуло.
– Если вы двое сейчас не заткнётесь, – сказала Гравитация, тяжело повисшая на поручне над Сильным и Слабым Взаимодействиями, – и если ещё хоть раз откроете свои щебетальники…
– Локоть убери! – воскликнула Материя, пихая Темное Вещество.
– Куда я его уберу?! – воскликнуло Тёмное Вещество, почти падая под напором грузной Материи.
Мера Всех Вещей попыталась вздохнуть, но не смогла.
– Что ты мне в лицо дышишь! – воскликнула Материя, обильно потея. – А ну отвернись!
– Замолчите, пожалуйста! – взмолилось Тёмное Вещество. – Ну посмотрите, куда я денусь от вас?
– Тьфу! – воскликнула Материя. – Смотреть не на что!
– А ну заткнись там! – воскликнуло Магнитное Поле через голову Тёмной Материи.
– Не лезь, ради Бога! – сказало Электрическое Поле.
– Нет уж, она у меня всё съест, что нагадила! – разозлилось Магнитное Поле.
– Надеюсь, там подают белое вино, – задумчиво протянуло Сильное Взаимодействие, поправляя волосы, – его всегда неправильно охлаждают…
– А как его охлаждать правильно? – спросило Слабое Взаимодействие.
– Никак! Я же сказала, его всегда неправильно охлаждают! – воскликнуло Сильное Взаимодействие.
– Может выдернуть шнур, выдавить стекло? – хихикая, предложило Тепловое Движение.
– Сиди! – сказала Квантовая Гравитация, вздыхая. – Что за мания, вечно кто сядет у запасного выхода, так только и думает, как бы выдавить стекло…
Сдавленный со всех сторон Эфир про себя сильно-сильно мечтал о том, чтобы его никогда-никогда не было на этом свете.
– Да что же такое, дышать нечем! – воскликнуло Пространство. – Откройте кто-нибудь люк, ради Бога!
