Господь удивился.
– Это была твоя идея! – сказал Он.
– Как Ты вообще на такое согласился?… – радостно повторил Сатана.
Господь нахмурился.
– Я, тем не менее, вырос в полной семье. – сказал Он недовольно.
– То, что у меня только мама есть… – начал Сатана.
– Да иди ты к чертовой матери со своей чертовой матерью!… – воскликнул Господь, внезапно разозлившись.
– Не смей так говорить о моей!… А. Ну да. – Сатана задумчиво взялся руками за одну из своих ступней. – Но Ты забыл самое главное. Мария была плохой матерью.
– Мария прекрасная мать! – воскликнул Господь.
– Да?… Ну для хорошей матери она Тебе ужасающее воспитание дала.
– Ужасающее воспитание?!… – глаза Господа поднялись к лбу. – О чем это ты?…
– Ну дорогой, – сказал Натаниэль, разводя руками, – Ты же вырос бродягой, неряхой. И кончил Ты очень плохо.
– Неряхой?!… – Господь задохнулся от возмущения.
– Ну да. Или будешь отрицать, что у Тебя проблемы с личной гигиеной?…
CLXIV
– Буду?! Я уже это отрицаю!… У Меня нет проблем с личной гигиеной!…
– Ну у Тебя может и нет, – кивнул Сатана, – только у меня есть. С Твоей.
– Посмотри на простыни, – продолжал он, – Ты просто на простыни посмотри. Почему они такие желтые?
– Ну…
– Потому что Ты не помыл ноги. Или что?…
Господь нахмурился.
– Это Моя чистота. – сказал Он нервно. – Ничто не может быть чище Меня.
Сатана засмеялся.
– Извини, – сказал он, вытирая случайную слезу, – прошу прощения. Я сейчас.
Господь подождал.
– Если помнишь, – напомнил Он, – люди не выдерживают сияния, исходящего от Моего лица.
Сатана поднял левую бровь.
– Сияния?… – переспросил он. – Они сказали – сияния?…
– Ну да.
– То есть света?…
– Ну наверное…
– А почему я его сейчас не вижу?…
– Ну Я откуда знаю!… – воскликнул Господь. – Это ж не Я про сияние говорю, а они, правда? Наверное, это невидимое сияние. Которое не выносят только люди.
– А Ты не думал, – спросил Сатана, произнося слова четко и раздельно, – что они просто боялись… сказать тебе… что у Тебя гингивит?…
Господь замер. Натаниэль смотрел на Него, не отрываясь. Господь смотрел на Натаниэля. Мягко открытая ладонь Господа двинулась к Его лицу.
– А?… – спросил Сатана.
– Нет. – твердо сказал Господь. – Не думал.
Сатана вздохнул и схватил подушку.
– Ну да, ну да. – сказал он. – Образец святости, а бороду не бреешь.
– А чем тебе борода не нравится?… – Господь погладил бороду.
– Да так, – Натаниэль пожал плечами. – Просто у Тебя в бороде крошки еще от четырех хлебов остались. С рыбою.
– Неправда!
Натаниэль махнул рукой.
– И потом, – сказал он, – Ты слышал про женское божественное начало? Мать-природа там, Земля- матушка, великая родительница, раздвинувшая ноги для того, чтобы родить саму себя?…
– Ну?…
– Что – ну?…
– Ну слышал.
– Ну так это же Ты, так?…
– Ну допустим Я. – Господь насторожился. – А что не так?…
– Ну я Тебя поздравляю, – сказал Натаниэль, – ну что не так. Ты бородатая женщина. Можешь в цирк на полставки устроиться.
Господь вздохнул и снова погладил бороду.
– 'ни символ плодородия. – сказал Он. – 'ни растут.
– Это Ты только что придумал. Не было ни у кого бородатых богинь.
Они снова замолчали.
– У викингов были. – сказал вдруг Господь.
– У кого?… – не понял Сатана.
– Ну у этих. С рогами. Они все были маленькие и бородатенькие.
Натаниэль задумался.
– Не, не, у них жены были, – сказал он уверенно, – круглые такие жены, румяные. Жен ты слепил из поднявшегося теста, чтобы они были аппетитными. А мужей ты вылепил из глины и грязи, и они все время месили эту глину и не мыли лица, пока жены месили тесто.
– Да?…
– Точно.
– Ты уверен?… – Господь обескуражено замолчал.
– Уверен.
– Из теста?…
– Да. Из соленого теста. Они пекли булочки и коптили салаку.
– А осталось?…
– Что осталось?…
– Тесто осталось, нет?…
Натаниэль склонил голову к плечу.
– А Тебе зачем?… На холоде стоит.
Господь шмыгнул носом и укрылся одеялом как плащом.
– А пожрать че-нибудь есть?… – спросил Он.
Бонус
Иуда Искариот помедлил еще секунду и, вдохнув зачем-то полной грудью, спрыгнул с осинового сука.
Веревка нежно скользнула по его горлу и перед глазами Иуды поплыли быстрые цветные круги. За белым последовал желтый, за желтым – красный, за красным не было ничего.
Совершенно ничего. Иуда моргнул. Ничего. Полная, абсолютная темнота. Он поднял руки и ощупал шею – ни веревки, ни следов от нее не было.
Еще раз моргнув, Иуда опустил руки и осторожно выдохнул. Затем вдохнул.
Темный воздух был очень сухим и пах холодным дымом. Пальцы Иуды коснулись чего-то мягкого и сухого, он стоял на этом чем-то коленями.
«Пепел», понял Иуда, поднеся пальцы к лицу. Он попытался встать, но ненадежный грунт подался под ним и теперь он стоял на одной, по колено увязшей, ноге. Иуда присел на вторую ногу и попытался освободиться.
Когда ему это удалось, его глаза уже слезились от сухого воздуха и кромешной тьмы, а в ушах начало звенеть от тишины и ужаса. Иуда попытался закрыть глаза, но не смог и продолжал таращиться в черное
