фамилию! Елена Берестова… Лена… И это именно та Лена, которую он помнил еще ребенком. Дочь Владимира Берестова, его однокашника по гимназии на Васильевском и сокурсника по Петербургскому политехническому институту. Они туда вместе поступали в четырнадцатом, вместе учились два года, вместе уходили на германский фронт в январе далекого шестнадцатого…
Перед глазами четко встала картина двадцатипятилетней давности.
Юго-западный фронт. Лето шестнадцатого года. Войска генерала Брусилова готовятся к своему знаменитому броску за запад, позднее названному 'Брусилов-ским прорывом', вошедшему во все учебники истории. Он — молодой двадцатилет-ний прапорщик, во главе пулеметной команды, отплевываясь и проклиная все на свете на неимоверной жаре, тянет свои пулеметы к линии фронта. Впереди — на многие километры в глубину, протянулась линия обороны австрийцев. Десятки, сотни километров окопов и ходов сообщения; бесконечные ряды колючей проволо-ки и зарытые в землю фугасы; сотни огневых точек и опорных пунктов, ощетинив-шихся тысячами орудийных и пулеметных стволов, несущие смерть наступающим.
Раздался треск мотора, и рядом остановился новенький, сияющий свежей тем-но-зеленой краской 'Остин'. С лязгом отворилась металлическая дверь, и из чрева бронеавтомобиля высунулся перепачканный машинным маслом Берестов, в фураж-ке блином и блестящей кожаной тужурке.
— Тебя подбросить, или как? — осведомился он как бы невзначай, будто они расстались лишь вчера, а не полгода назад на сборном пункте под Киевом.
Именно благодаря Владимиру, а, точнее — его бронедивизиону, и уцелел Бер-дышев несколько дней спустя, когда на обескровленный наступлением гренадер-ский батальон пошел в контратаку резервный полк австрийцев. Густые цепи про-тивника приближались, а патроны были на исходе. И тут где-то сзади раздался треск моторов, и шесть темно-зеленых черепах, зловеще вращая клепаными баш-нями, двинулись на неприятельских солдат, поливая их свинцовым дождем. Контр-атака была отбита…
А потом были сражения первой мировой и гражданской, ранения и госпитали, годы учебы и службы. Судьба вновь их сводила и разлучала вновь, но, тем не ме-нее, и он, и Володька, старались не терять друг друга из виду.
В двадцать третьем году, в Москве, Берестов познакомил его с красивой свет-ловолосой женщиной.
— Это Зоя — моя жена, — сказал он тогда просто и буднично…
Спустя полтора года Дмитрий Сергеевич, закончивший к тому времени инсти-тут и уже работающий в ОГПУ, узнал, что у Владимира и Зои родилась дочь, кото-рую назвали Леной…
Последний раз они встречались в тридцать девятом, в Москве, незадолго до халхингольских событий. Выезжали на природу, веселились, жарили на костре ароматный шашлык. Четырнадцатилетняя Лена ни на шаг не отходила от Бердыше-ва.
— Жениться тебе надо, старый черт! — смеялся Берестов. — Сколько можно би-рюком ходить!
— На пятом-то десятке! — отшучивался Дмитрий Сергеевич. — Какая теперь же-нитьба, на пенсию скоро пора!..
А за три недели до наступления нового — 1940 года, он узнал об аресте ком-брига Берестова из скупых служебных сводок… Единственное, что он смог тогда сделать, — это приложить все усилия к тому, чтобы дочь и жену старого товарища оставили в покое. Что, впрочем, ему потом и припомнили…
…Светало. Бердышев накинул на плечи шинель и, закурив, вышел на свежий воздух. Утро было тихое и безветренное. Над лагерем стояла тишина. Лишь за де-ревьями, возле полевой кухни, мелькали людские силуэты, и раздавались приглу-шенные голоса. Повар со своим помощником растапливали печь, начинали гото-вить завтрак.
Дмитрий Сергеевич неторопливо двинулся к укрытой маскировочной сетью полусфере, возле которой прохаживались трое часовых. Старший наряда сразу его узнал и подошел с рапортом. Майор молча его выслушал и, подойдя вплотную к черной, шершавой поверхности, приложил к ней руку. И тут же отдернул… Граду-сов пятьдесят, не меньше!
Бердышев подозвал красноармейца, переминавшегося в сторонке с ноги на ногу.
— Давай, браток, поднимай инженеров!
Окончательно рассвело. Исчезли на небе фонарики-звезды. Небосклон на вос-токе налился ярким пурпуром. Начинался новый день.
'А ведь сегодня воскресенье! — подумал Дмитрий Сергеевич. — Последнее вос-кресенье июня… Но денек предстоит далеко не воскресный! Тяжелый будет денек… О многом предстоит серьезно подумать!..'
Где-то вдали, на западе, раздался непонятный гул. Бердышев прислушался, но тут подошли Смирнов и Борисенко. Сразу вслед за ними, почти бегом, прибыл Гольдберг.
— Что случилось, Дмитрий Сергеевич? — озабоченно спросил Борисенко. — Час вроде бы как ранний…
Бердышев показал пальцем на черную поверхность.
— Попробуйте!..
Борисенко, а вслед за ним и Гольдберг со Смирновым дотронулись до полу-сферы.
— Ого, однако! — воскликнул Смирнов, а Гольдберг, не говоря ни слова, опро-метью кинулся в палатку.
Тем временем далекий гул все усиливался. Смирнов заворочал головой.
— Моторы вроде… — неуверенно сказал он. — Похоже, что самолеты идут. Да-леко, правда…
— С запада? — удивленно спросил Борисенко. — И в такую рань…
Прибежал Гольдберг с чемоданом.
— Сейчас измерю температуру, — быстро пояснил он, доставая несколько тер-мометров. — Так!.. Температура воздуха… двадцать… двадцать один с половиной!.. Температура поверхности… Невероятно!.. Пятьдесят один!
Борисенко присвистнул.
— Ничего себе! Одни загадки… А вчера, между прочим, было все наоборот! Температура на поверхности была ниже температуры воздуха…
Самолетный гул уже заглушал человеческие голоса. Стало ясно, что идут они с запада, и в очень большом количестве.
— Странно! — Смирнов поглядел на часы. — Без четверти пять. Откуда такая ар-мада?
В этот момент в зоне видимости показались первые машины. Шли они на вы-соте километра полтора, стройными рядами, и было их несколько десятков.
— Бомбардировщики… двухмоторные, — определил Смирнов. — Учения что ли у летчиков?..
На шум моторов из крайней палатки, застегивая на ходу китель, выскочил Га-лузин, и быстрыми шагами направился в их сторону.
— Посмотрите, полковник, — крикнул ему Бердышев. — Это не ваши, случайно, поутру разлетались?
Галузин изумленно посмотрел на небо.
— Да вы что!.. Нет, конечно! Сам ничего не понимаю…
Смирнов сбегал в машину и принес полевой бинокль. Самолеты проходили как раз над ними…
— Кресты… — прошептал он. — Кресты на крыльях!.. Это немцы, товарищи! Это немцы!
— Немцы… здесь? До границы четыреста километров, какие тут немцы? — рас-сеянно спросил Борисенко.
Летчик выхватил у Смирнова бинокль.
— Г-господи! Это 'хейнкели'… Да что ж такое? — он окинул присутствующих изумленным взором. — Неужели… Нет, не может быть!..
Самолеты скрылись за лесом. Гул моторов становился все тише.
— Срочно свяжитесь с Могилевом и с Минском! — скомандовал Бердышев Смирнову. — Уточните, что это за ерунда!
Инженер и летчик скрылись в машине связи. Борисенко вытер пот со лба.
— Нет! Ну, вы понимаете… — начал он, но тут земля задрожала от далеких взры-вов. Все кинулись на опушку.
