В той стороне, где находился город, поднимались в небо густые столбы дыма. Взрывы не прекращались ни на минуту.
Молчание нарушил Гольдберг.
— Это война… это война, товарищи!
— Да! Это война! — раздался рядом голос Смирнова. — Немцы бомбили Минск, их войска около часа назад перешли границу на многих участках. В эфире кошмар, что творится!
— Связи с аэродромом нет! — прохрипел подбежавший Галузин. — Хоть ты трес-ни, но нет!..
Увидев клубы дыма на горизонте, он ухватился за голову.
— Да они ж по нашему аэродрому работают!.. А там самолеты — крыло к кры-лу!.. Товарищ комбриг, — путая от волнения армейские звания со званиями сотруд-ников НКВД быстро заговорил полковник, ухватив Бердышева за рукав гимна-стерки, — отпустите вы меня ради бога! Я вам все равно не помощник! Ну не могу я сказать — отчего та черная хреновина летает! Не могу! А там, — он махнул рукой в сторону аэродрома, который немецкая авиация в настоящий момент, по-видимому, разносила в щепки, — там у меня люди… техника! Надо положение спасать!.. Ну от-пусти, Бердышев, умоляю!..
Дмитрий Сергеевич потер рукой лоб. То, что произошло, было поистине ужасным.
— Хорошо, — сказал он, и полковник сразу расцвел, — отпускаю я тебя, Галузин. Ты там, в настоящий момент, действительно нужнее… Собирайся, сейчас поедем…
Все удивленно посмотрели на него.
— Да, я не оговорился!.. Сейчас мы с полковником Галузиным поедем в Моги-лев. Мне срочно необходимо быть в управлении. За меня временно руководить ос-тается старший батальонный комиссар Дашевский… Ты, Иван Ильич, усиль охрану. Все работы прекратить, объект замаскировать так, чтобы ни одна сволочь с воз-духа не засекла! Я из города с вами позже свяжусь. Вы ж пока соблюдайте радио- молчание. А сейчас — давайте машину!..
Дашевский кивнул.
— Слушаюсь! Машина будет готова через несколько минут…
Через четверть часа штабная 'эмка' с Галузиным и Бердышевым выбралась на проселок, и резво понеслась в сторону Могилева…
20
В камере было сыро и прохладно. Кирпичные стены, покрытые местами обва-лившейся штукатуркой; сводчатый потолок с мокрыми потеками; двухъярусные нары, наглухо привинченные к полу. В углу рукомойник и металлическая, ведра на два, бадья, прикрытая крышкой. Окон нет, лишь в выходящей в коридор железной двери небольшое окошко, открывающееся снаружи. Скорее всего, камера находи-лась глубоко в подвале.
Полуянов сел на кровать, и обхватил голову руками. Сильно болел правый бок…
Когда они вышли сдаваться, один из чекистов грубо схватил Лену за ее рос-кошную косу, пытаясь оттащить девушку в сторону, подальше от него. Лена вскрикнула, и Андрей рванулся к ней, мгновенно получив за это тяжелым прикла-дом по спине. Кто-то сзади заломил ему руки, повалил на землю лицом вниз, и за-щелкнул на запястьях кольца наручников.
Когда Андрей поднял голову, то Лены уже не увидел. Двое в форме подхва-тили его под руки, быстро поволокли к стоящему за деревьями черному тюремно-му автофургону, и бросили на грязный металлический пол. Так он и провалялся всю дорогу, видя перед собой лишь хромовые сапоги сидящих в кузове кон- воиров…
'Ну вот и все, отбегались! — подумал Андрей, потирая спину. — Быстро они нас все-таки вычислили!.. Профессионалы!.. Но как им это удалось? Неужели Витька выдал?.. Впрочем — все может быть! Вот только жаль, что я втянул в свои дела Ле-ну…'
При мысли о том, что и Лена находится где-то здесь, рядом, в такой же воню-чей и сырой камере, сердце Андрея сжалось. В глазах предательски защипало.
'А ну, не хныкать! — постарался он взять себя в руки. — И не распускать сопли! Думать надо, думать!..'
Собственно говоря — положение было далеко не безнадежное. Надо лишь по-пытаться убедить чекистов в том, что он не немецкий шпион… В принципе — можно даже рассказать и все как есть!..
При этой мысли Андрей скривился. Да, расскажи, попробуй! Не поверит ведь никто, не поверит! У них тут сплошная шпиономания… Можно, конечно, попы-таться завязать с ними игру, стараясь оттянуть время… А что, — это мысль! Как бы то ни было, а если он скажет, что именно он прибыл на этой дьявольской машине, то сотрудники НКВД, пытаясь разобраться что к чему, обязательно вывезут его на место… А там — чем черт не шутит! А вдруг повезет? Ведь должны ж, в конце кон-цов, объявиться и хозяева этой непонятной машины!.. Но Лена!.. Что будет с ней!?
Дверь со скрипом отворилась, и на пороге появились двое чекистов.
— Встать, руки за спину! — сказал один из них. — Выходите!
'На допрос поведут, — подумал юноша. — Ну что ж… Сходим на допрос, а там видно будет!..'
Он молча встал, заложил руки за спину, и спокойно вышел в коридор. Там его ожидали еще двое. На руках вновь щелкнули браслеты наручников.
'Ого, ничего себе конвой! Никак боятся, сволочи!..' — со злорадством решил Полуянов.
Старший из конвоиров махнул рукой, указывая направление.
— Вперед! Не оборачиваться!
Один конвоир впереди, один сзади, двое по бокам. Так они и шли по пустын-ным извилистым коридорам, постепенно поднимаясь все выше. Коридоры станови-лись все шире и чище, навстречу все чаще стали попадаться спешащие по делам сотрудники.
'Это не тюрьма, — мелькнула у Андрея мысль. — Скорее всего — это их управле-ние, а камера, где я находился, предназначена для временно задержанных…'
— Стой! Нам сюда, — остановил Полуянова конвоир.
Обычная деревянная дверь, покрытая слегка потертым лаком. На ней табличка с цифрой 'семь'.
Старший осторожно постучал и, слегка приоткрыв дверь, спросил разрешения завести арестованного.
Получив утвердительный ответ от находящегося в помещении человека, он отошел в сторону, и слегка подтолкнул Андрея.
— Заходите!
Полуянов сделал шаг вперед, и очутился в довольно просторной комнате, со стоящим у дальней стены большим дубовым столом, на котором ярко сияла вклю-ченная настольная лампа с большим отражателем. Напротив стола, метрах в трех, находился наглухо привинченный к полу металлический табурет. Зарешеченное окно, наполовину прикрытое коричневой шторой, выходило во внутренний двор.
Стоявший у окна человек обернулся, и с интересом посмотрел на Андрея.
Роста он был чуть выше среднего, сравнительно молодой — лет тридцати-тридцати пяти, но уже с намечавшимся брюшком. Рыжеватые, коротко пострижен-ные волосы едва прикрывали приличные залысины на лбу. Лицо было круглое, с пухлыми румяными щеками, маленьким ртом, и мясистым, покрытым угрями но-сом. Серые, слегка прищуренные, глаза смотрели на вошедших пронизывающим холодным взглядом. Одет он был в военную форму, а в каждой петлице гимнастер-ки сияли по 'шпале'.
— Разрешите идти, товарищ лейтенант госбезопасности? — спросил тем време-нем вошедший в комнату вместе с Андреем конвоир.
Тот молча кивнул, продолжая внимательно рассматривать Андрея. Конвоир отдал честь и вышел в коридор, плотно закрыв за собой дверь.
'Шпала' — это капитан… — подумал Полуянов, — А с чего вдруг конвоир назвал хозяина кабинета лейтенантом?.. Хотя да! Это же госбезопасность! У них и звания были совсем другие! В этой конторе даже сержанты имели статус офицеров. Как, например, сейчас в полиции США… А в конце тридцатых — начале сороковых годов лейтенант госбезопасности соответствовал общевойсковому капитану, ну и так да-лее по возрастающей…'
— Присаживайтесь, молодой человек! — произнес, наконец, чекист, показывая на стоящий посреди
