Спотыкаясь на обломках и оскальзываясь в чем-то подозрительном, я пролез к проему. Пришлось немного постоять, привалившись, потому что в самый последний момент задел правой рукой за невидимый выступ.
— Что там?
— Да ничего особенного. Москва. Утро раннее. Все очень хорошо.
Я невольно закрыл глаза. Нет, рыцарский замок в глубине веков был бы, пожалуй, лучше.
— Какая же это Москва? — Женя говорила рядом. — Поля какие-то. С капустой. А там парники?
В той стороне, правее и позади, виднелись стеклянные ряды островерхих длинных крыш, изнутри освещенных фиолетово-белым светом разрядных ламп. И довольно далеко за ними поднимался темный массив леса. Рядом с полуразрушенной кирпичной башней, в которую мы вернулись из Тэнара, стояли одноэтажные приземистые дома. Совсем деревянные. Надо всем этим неслись рваные лохмы туч. Мокрая трава и близкая грунтовая дорога в сплошных лужах. Ветер причесывает посадку ветел неподалеку, и в стене посадки, как вырванные зубы, темнеют многочисленные прорехи. Свет сумеречный, лиловый, как над Рекой, когда Луны прячутся.
— Игореша, ты уверен?..
— Подожди, моя хорошая. Сначала…
Я обнял ее и поцеловал. Вот губы я помнил ее. А от волос шел едва уловимый запах… не солнца, нет. Откуда солнце там. Но она всегда немножко подкрашивалась хной, и это осталось. Она ведь была темно- русой, а хотелось ей порыжеть. Нам теперь придется долго вспоминать друг друга.
Я целовал ее, пока хватало дыхания. Она отвечала, но потом забилась, и я отпустил.
— Здравствуй. То есть я хотел сказать — трям! здравствуйте!
— Здра… ох… здравствуй, Гарька. Гарька мой…
Поворачиваясь от двери, я открыл ей весь остальной пейзаж, и она увидела освещенное громадными фонарями шоссе и рекламные щиты повдоль (два сбиты), паутинное мерцание редких пока светящихся окошек многоэтажных корпусов над темным лесным массивом (а скорее — высокий берег излучины Москвы- реки), зарево городских невидимых улиц дальше и выше.
— Ой, и правда. Так что же мы стоим? Здесь можно спуститься?.. Постой, а почему у тебя голова перевязана? И еще мне показалось, что рука у тебя повреждена. Я опиралась, а ты вздрагивал.
— Ну, ты совсем легонько опиралась. Кружится голова проклятая. Посидеть надо. Подумать. Остановиться, огля…
— Игорь!!
…Судя по вкусу, это была вода из ближайшей лужи. Сколько в маленьких ладошках поместится воды? В твердых квадратненьких ладошках? А я весь мокрый. Не очень-то у меня получается роль счастливца. Победителя. Шершавая ладошка легла на лоб, открытый почему-то.
— Господи, очнулся!
— Ну, ну. Ну? Хорошенькую встречу я тебе устроил. С тортиком нашим любимым. С шашлыком и имеретинским вином. Ладно, выберемся только…
От башни оставались одни стены да ржавая крыша. По-моему, в таких стояли насосные станции для каких-нибудь оросительных систем. Колхозных полей. Мы прошли до освещенной трассы по дороге с лужами, в одной из них Ежичка выстирала мою самодельную повязку. Кровь хорошо от льняной ткани отходит.
— Когда все будет хорошо, вышьешь на ней три лилии, как на боевой салфетке мушкетеров.
Она вымученно улыбнулась мне в ответ. Теперь реакция у нее наступала. Женя была в джинсах и красной кофточке. Ничего в руках. Ну да, сумка-то осталась за четыре года отсюда. В том автобусе. В отделении, откуда я ее забрал. У «психологов» НИИТоВ.
— Тебе нужно в больницу.
— Похоже, не одному мне.
На шоссе, над которым погасли фонари, кое-где лежали упавшие деревья. Возле некоторых возились люди в зеленом с разводами, стояло два или три грузовика. А звук, который я слышал от самой башни, был звуком бензопил. Молодые парни расчленяли стволы, грузили, чистили проезжую часть. Редкие машины аккуратно огибали их.
— Что с вами? Вы пострадали этой ночью? — Сержант милицейский.
Я едва успел сжать Женин локоть.
— Ночевали у тетки, стекло высадило. А так вроде больше там повреждений нет, я сегодня к колонке ходил, смотрел. Даже тополь старый на дворе не завалился.
— Вызвать вам машину?
— Да что вы, мы доберемся. Вот ветрище, а?
— Смотрите, троллейбусов не будет. Вы знали бы, что на Ленинском делается…
— А где мет…
Женю я увел, пока он не успел дослушать. Один из показавшихся мне издали просто сбитыми щитов изображал бутылку родниковой воды. Хоть стоял, привалившись к фонарю вверх тормашками, вода, понятное дело, из бутылки не выливалась. Зато мокрый весь и переломанный. Метров пять-десять летел от своего места, откуда сорвало, махина четырехметровая.
— Игореш, что здесь делается? Я только хотела спросить, где метро ближайшее. Или, может быть, у тебя есть деньги на такси? Какую машину он хотел тебе вызвать? Ту, по работе? А встреча ничего, впечатляет.
Ехидство — это сейчас хорошо. Это то, что надо, если денег у нас нет, документов у нас нет и к кому обратиться у нас нет. Господи, какое же число-то сегодня? Куда нас вынесло?
— Он предлагал вызвать «Скорую помощь». Ближайшее метро, как я понимаю, «Молодежная», это там, через мост. С деньгами у нас не очень. Я тебя люблю.
Она на мгновение прижалась. Пошла рядом, перепрыгивая через лужи, как первоклассница.
— Ты бесстыдный врун, — сказала Ежик, улыбнувшись.
Мы миновали плоский мост, через который проносились машины, и он ощутимо подпрыгивал. На повороте пришлось долго ждать промежутка в движении, чтобы перейти, и Женя еще раз поцеловала меня. Поваленные деревья были тут и там, и я все узнавал до детали. От гула городского я отвык. Представляю себе, как отвыкла она. А она улыбалась и не говорила больше, чтобы не кричать. Троллейбусные провода висели, оборванные. Все, кто мог, просыпался.
Перед стеклянным павильоном входа в метро станции «Молодежная» жизнь кипела. Здесь, наверное, разобрали в первую очередь, а может, и не было особенных повреждений. Но обрушенные тополя во дворах мы видели. Шли люди и ехали машины, и торговцы расставляли лотки на мокром асфальте. И разговоры только о ночном урагане. На меня смотрели сочувственно. значит ураган был ночью
Я остановился как вкопанный, Женя, обнимавшая меня за талию, ткнулась вперед
Быть не может. Ведь теперь все должно прекратиться. Теперь. Я ушел и вернулся, и Ежка вернулась со мной.
Теперь все должно быть хорошо! Мое странное должно кончиться! Ну?!
О, Эжени.
— Что с тобой? Опять?
— Да. Опять. Ха-va. Не обращай внимания, ты этого, слава Богу, не знаешь. Прикрой меня справа, моя хорошая, а то увидят лапу, подумают, пьяный дрался и в лоб получил.
— А как мы в метро попадем?
— А мы хорошего человека попросим.
Хорошим человеком была дородная тетка. Я бессовестно обманул эту добрую женщину, повторив байку про вылетевшее стекло. И потерянный бумажник. Остался в стихийном бедствии без копейки. Не люди, что ли?
Я, должно быть, чуть переиграл, потому что она вдруг сказала: «Дыхни!» И пропустила, хорошая женщина. Надо в беде друг другу помогать.
— Как у тебя врать на ходу получается. Складно и убедительно.
— А поработай с мое в контрразведке, — шепнул я Ежичке в увозящем вагоне, когда мы выехали на открытый отрезок линии. Всю подземную минуту я просидел, крепко зажмурившись и пытаясь понять. И так
