него ходатайствовал сам Аркинто. В конце 1536 года он удостоился, правда, первого реального приглашения – занять место профессора медицины в Павии, но отклонил его, «не надеясь получить следуемое жалование».
А пациентов по-прежнему почти не было. Миланцы знали Кардано скорее как игрока и лектора по математическим дисциплинам в заведении Пьятти, чем практикующего врача. Они полагали, что этот эксцентричный молодой человек слишком поглощен математикой, астрологией и азартными играми, чтобы при этом быть еще и хорошим лекарем. Лишь немногие обращались к нему, как правило, те, кто от отчаяния был готов обратиться к любому знахарю, лишь бы исцелиться. Однажды Джироламо вылечил графа Камилло Борромео, но отказался постоянно находиться при нем, и разгневанный патриций ославил врача на весь город. Тем не менее, когда заболел семилетний сын Борромео, Кардано вновь был приглашен в дом графа.
О том, как развивались дальнейшие события, имеет смысл рассказать со слов самого Кардано. Это добавит еще одну выразительную деталь к общему представлению и о медицине того времени, и о духовном мире Миланца.
Итак, осмотрев мальчика, Джироламо решил прописать ему лекарство под названием «диароб». Он написал рецепт, и слуга собрался идти к аптекарю, но Джироламо вдруг вспомнил, что накануне видел во сне огромного ужасного змея. «А что, – сказал я себе, – если мальчику суждено умереть от прописанного лекарства?.. Другие врачи, столь враждебно ко мне расположенные, несомненно припишут этому лекарству смерть больного». Он поспешно забрал у слуги рецепт, незаметно разорвал его и написал другой – такой, чтобы ни у кого не вызвал сомнений: «порошок из жемчужин, толченных с костью единорога и с драгоценными камнями». Порошок, однако, не помог, более того, мальчику стало хуже. Собрался консилиум из трех видных врачей; они, к счастью, одобрили лекарство Кардано и даже вновь прописали его. Но когда на следующий день мальчик умер, граф обвинил в смерти сына одного Кардано. Он бранил его повсюду так жестоко, что Джироламо с ужасом спрашивал себя: «А что было бы, если бы больной выпил диароб?»
Заключая свой рассказ об этом печальном событии, Кардано пишет: «Я не думаю, чтобы рассказанный сон и все то, что я сообщил, было случайностью, но. это было предупреждением, данным человеку благочестивому, подавленному многими, разного рода бедствиями, которого Бог не захотел покинуть в несчастье».
В 1536 году произошло еще два важных события: во-первых, у Джироламо родилась дочь, которую в честь бабушки назвали Кларой; во-вторых, в доме Кардано появился ученик Лодовико Феррари, сыгравший немалую роль в жизни учителя.
Потерпев неудачу с первой своей книгой, Кардано на некоторое время забросил работу над медицинскими трактатами и обратился к сюжетам математическим и философским. Он начал трудиться над трактатом по арифметике. Его интерес к математике резко усилился, когда он в ноябре узнал об открытии Сципионом дель Ферро и Никколо Тартальей «великого алгебраического секрета» – способа решения кубического уравнения.
В следующем году к уже написанным рукописям добавились сочинения по «нравственной философии» – «О мудрости» и «Об утешении», приобретшие впоследствии широкую известность, и трактат «Загадки вечности». Джироламо посвятил его новому правителю Милана генералу Альфонсо д'Авалосу маркизу дель Васто. Этот беспринципный щеголь, обильно орошавший духами не только собственную персону, но и седло своего коня, оказался умным человеком и покровительствовал людям науки. Поэтому Кардано искал его дружеского расположения. «Загадки вечности» никогда не были опубликованы, так как церковная цензура считала книгу недостаточно ортодоксальной. Миланец же любил ее и часто упоминал в других своих сочинениях. В ней он впервые попытался изложить свои онтологические [12] идеи.
Покровителем Джироламо, сыгравшим, пожалуй, решающую роль в его судьбе, стал Франческо Сфондрато, профессор гражданского права в Павии, миланский сенатор, советник императора Карла V и папы Павла III. Помимо этих высоких постов, у Сфондрато был еще один особо полезный для Кардано пост – он был попечителем миланской коллегии врачей.
Когда младший сын сенатора заболел «сильнейшей лихорадкой с очень тяжелыми судорогами», его лечили ректор коллегии Лука делла Кроче и ее старший врач Амброджо Кавенаго. Но мальчику становилось все хуже, и Сфондрато, прислушавшись к совету аптекаря Донато Ланца, пригласил на консультацию Кардано. В присутствии своих высокопоставленных коллег Джироламо поставил диагноз («сокращение спинных нервов») и назначил лечение – «обтирания и компрессы из льняного масла и масла лилий». После того как младенец через несколько дней выздоровел, Сфондрато стал верным союзником Кардано. Повсюду – в сенате, у маркиза дель Васто, у кардиналов – он с восторгом рассказывал о необычайном искусстве бедного врача, которому так не повезло с рождением. Ему удалось привлечь на сторону Джироламо влиятельного сенатора Джованни Батиста Специарио и известного миланского юриста и математика Франческо делла Кроче, брата ректора коллегии. Общественное мнение было, таким образом, достаточно подготовлено, когда Кардано 15 января 1539 года вновь обратился в коллегию. Вопрос о его зачислении был, по существу, решен, но для выполнения формальностей потребовалось еще восемь месяцев.
Кардано тем временем упорно шлифовал и готовил к изданию свою рукопись «Практика общей арифметики и простые измерения». Ради нее он изменил своей привычке сочинять одновременно несколько трактатов. Более того, в 1538 году он даже сжег девять рукописей, сочтя их недостойными «вечной славы». Все силы его были направлены на то, чтобы не допустить еще одного литературного поражения. На этот раз Кардано решил не отдавать рукопись Ското. Он был готов пожертвовать гонораром, лишь бы не дать завистникам и конкурентам повода для мелочной критики: описок, опечаток, погрешностей стиля и т. д. в математической книге могло быть еще больше, чем в медицинской. К счастью, в Милане нашелся издатель Бернардо Калуско, который согласился за свой счет отпечатать рукопись и даже выплатить автору гонорар, правда, чисто символический – всего десять крон.
Книга уже набиралась, когда Кардано вознамерился завязать отношения с Тартальей, чтобы выведать у него секрет решения кубических уравнений и привести его в своей «Практике.». Эта попытка кончилась «громаднейшим и отвратительным скандалом», о котором подробно рассказывает пятая глава. «Практика.» увидела свет в 1539 году. Кардано посвятил ее канонику Гадди. Книга вышла с портретом автора, увенчанным многозначительным афоризмом: «Нет пророка в своем отечестве». Связав многие свои надежды с ее выходом в свет, Джироламо приложил к ней список своих еще не изданных рукописей. Он надеялся, что достоинства книги привлекут к ней не только читателей, но и издателей, которые, быть может, захотят помочь непризнанному автору.
Весьма любопытен следующий текст, напечатанный в книге: «Мы запрещаем кому-либо в пределах нашего миланского государства в течение десяти лет печатать или способствовать изданию вышепоименованных сочинений без согласия их автора, а также продавать их. Наказанием за нарушение настоящего декрета будет штраф в десять скуди за каждый экземпляр: половина его должна быть выплачена автору, а оставшаяся половина поделена между нашим казначейством и осведомителем». Был ли этот текст официальным или хотя бы согласованным с властями Милана или же это было хитроумным ходом автора с целью подогреть интерес издателей к неизданным трактатам, – сказать трудно.
Но как один из ранних примеров охраны авторского права он заслуживает внимания.
«Практика.» оправдала надежды Кардано. Она была хорошо встречена не только в Италии, но и во Франции и в Германии. Нюрнбергский издатель Иоганнес Петрейус прислал Джироламо весьма лестное предложение – напечатать любое из сочинений, которое он сочтет достойным публикации. «И это было, – вспоминал Кардано, – началом моей славы». Письмо было составлено лютеранским богословом Андреасом Оссиандером (14981552) – под его редакцией у Петрейуса в 1543 году вышел в свет гениальный труд Коперника. Впоследствии Оссиандер, хорошо знавший языки и «имевший склонность к математике, астрономии и философии», отредактировал, а Петрейус издал ряд сочинений Миланца.
В конце августа 1539 года Кардано стал наконец полноправным членом миланской коллегии, изменившей ради этого случая свой устав: отныне она принимала в свои ряды и тех, чьи родители сочетались законным браком после рождения будущих врачей.
Глава 3
На вершине славы
Вступление в коллегию было необходимым, но далеко не достаточным условием
