Мирак вскинул брови не то с удивлением, не то с каким-то другим чувством. Он как бы не ожидал таких слов. И трудно было решить, судя по игре его лица, понравилось ли ему смелое заявление пленного воина или, наоборот, было неприятно. Но он сразу перестал смеяться, и на лицо его легло обычное мрачное выражение. Угрюмо взглянув на пленника, он сказал:
– Ну, пойдем к князю Фарзою! Расскажешь ему обо всем, что знаешь!
Они пересекли поляну и остановились перед шатром. Из последнего доносились голоса, видимо, шел совет.
– Обожди здесь.
Мирак откинул полу шатра и вошел внутрь. Через минуту выглянул и кивнул воину:
– Заходи!
С замиранием сердца тот шагнул под колеблемые ветром своды походного жилища и сразу оказался перед группой людей, расположившихся на кошмах. Некоторые ели, вытирая руки о полы своих кафтанов. Один черномазый, с виду не скиф, с кудрявыми волосами и быстрым взглядом, рассмеялся, показывая пальцем на вошедшего.
– Гляди, князь Фарзой! – заговорил он звонким и каким-то заразительно веселым голосом, от звуков которого пленнику стало сразу легче. – Пленник-то на баранину как воззрился!.. Хе-хе!.. Видно, Дуланак и Гориопиф не жирно кормят дружину свою!
Послышался смех. Теперь пленник заметил, что в глубине шатра стоит человек с гладко выбритым лицом, совсем не похожий на скифа. И одет он был в сарматский обтянутый кафтан, каких не носили здесь. А слева у него висел тяжелый меч с халцедоновым набалдашником на рукояти, как это принято у сарматов. Человек пристально смотрел на пленника, и тот сразу догадался, что это не кто иной, как сам князь Фарзой. Не ожидая вопросов, он упал на колени и, разорвав ворот рубахи, обнажил шею. Это означало, что он отдает себя в руки князя и будет преданным ему навсегда.
– Князь Фарзой! – высоким голосом провозгласил пленник. – Прими меня в свою дружину! Если бы я не встретился в степи с князем Мираком, то все равно явился бы к тебе и стал под твое знамя, как только узнал бы, что ты в степях. И многие сделают так же, если узнают, что ты выступил.
Черномазый весело закатился мальчишеским смехом. Алмагир взглянул на него и не удержался от застенчивой улыбки.
– Хорошо, – прозвучал голос Фарзоя, – хорошо! Я верю тебе. Скажи мне все, что знаешь о рати князей Дуланака и Гориопифа, только не повторяй того, что уже сказал Мираку.
– Что спросишь – все скажу!
– Есть ли в войске князей-предателей понтийцы и эллины?
– Нет, князь, в их рати одни сколоты.
– Много ли понтийских войск в Неаполе?
– Сотен пять наберется. Все гоплиты в тяжелом снаряжении.
– А оба князя в степи?
– Оба – Дуланак и Гориопиф.
– Ты в чьей дружине?
– Гориопифа.
– Разве ты из рода вепря?
– Нет, мой род угас. И принят в дружину за смекалку.
– Хватит. После я еще поговорю с тобой. А сейчас забирай его, Пифодор, в свою сотню. Накорми его и дай отдохнуть.
Черномазый вскочил, махнул рукой:
– Пойдем!
Алмагир вышел из княжеского шатра. Все происшедшее казалось ему необыкновенным сном. Но в душе что-то ликовало. Он почувствовал себя увереннее и не столь одиноким. В его глазах стоял бритый человек с роксоланским мечом.
– О, вот это настоящий сколотский князь! Он прокалывает своим взором насквозь! – не удержался он. – Вот этими глазами он и на Диофанта смотрел!
– Наверное, этими, – рассмеялся Пифодор, – если не купил себе новые на базаре.
Воин захохотал в ответ на шутку нового начальника, который все больше привлекал его своей веселостью и непринужденной дружественностью. «Видно, боги заметили меня!» – решил про себя Алмагир и уверенно зашагал вперед.
3
Уже поздно вечером, когда сумерки быстро окутывали лагерь, Алмагира опять вызвали к князю.
Фарзой прохаживался по шатру при свете двух светильников, беседуя с Танаем.
– А, дружинник Гориопифа! – встретил он пленника. – Теперь расскажи нам все, что знаешь о положении восставших.
– Многого не знаю. Но они потерпели поражение и сейчас бегут. Там настоящих князей осталось немного, лучшие из них Мирак и Андирак. Раз Мирак здесь, значит, там один Андирак, а с ним несколько победнее. У Андирака лошадь пала. Если его догонят, худо будет!.. Правда, там еще есть смелая княгиня Табана, что из Агарии, но она все-таки баба!
