— Ты лучше в самом деле съешь что-нибудь, — покровительственно посоветовал он. — Потом поговорим.
Лейла закрыла глаза и отвернулась. Затем спокойно сказала:
— Оставьте меня.
Мать вопросительно посмотрела на Махмуда. Тот, пожав плечами, кивнул на дверь: что, мол, с ней поделаешь, лучше давай выйдем. Уже в дверях он встретился взглядом с Лейлой… И вдруг Лейла поняла, что он так же несчастен, как она.
Оставшись одна, Лейла встала, погасила свет и опустилась в кресло. К еде она даже не прикоснулась.
В дверь осторожно постучали. Снова постучали, на этот раз настойчивее. Лейла не отвечала. Дверь приоткрылась, и вошел Ассам.
— Можно к тебе? — смущенно спросил он.
Лейла ничего не ответила. Ассам нерешительно сделал несколько шагов.
— Ассам, прошу тебя, оставь меня одну, — тихо попросила Лейла.
— Как же я могу сейчас тебя оставить? Оставить в беде мою маленькую сестричку?
Лейла промолчала. «Моя маленькая сестричка…» Она хорошо помнит, как Махмуд бегал по двору и дразнил ее: «Лейла — не наша! А Лейла — не наша! Ты не моя сестра! Ты не моя сестра!» И тогда Ассам с серьезным видом громко заявил: «Ну и что ж? Зато она моя сестра! Моя маленькая сестричка!» С тех пор Ассам иначе ее не называл.
Ассам, видно, оправившись от первого смущения, сел на ручку кресла. Теперь они были совсем рядом. Он поправил растрепавшийся локон на голове Лейлы и как бы невзначай провел рукой по ее лицу. Лейла затаила дыхание. Сердце, казалось, остановилось. Ассам убрал руку, и оно забилось как сумасшедшее.
— Что же ты молчишь? Ты не хочешь со мной разговаривать? Что с тобой, сестричка? — спросил он вкрадчивым голосом, каким обычно разговаривают с обиженными детьми.
Лейла вспыхнула. Она как ужаленная вскочила с кресла и повернулась спиной к Ассаму. Но Ассам опять приблизился к ней и положил руку на плечо. Лейла резко отстранилась.
— Я больше не… — произнесла Лейла и вдруг замолкла, увидев лицо Ассама, словно искаженное острой болью. Глаза его смотрели зло. Лейла стояла у окна, дальше отступать было некуда. Ассам прижался к ней всем телом и замер. Лицо его стало мягким и добрым. Лейлу вдруг словно обдало жаром.
Послышались шаги матери. Ассам, как бы очнувшись, тряхнул головой, вытер платком лоб и направился к двери. Он о чем-то пошептался с матерью, и шаги удалились…
Лейла подошла к зеркалу. Лицо ее пылало. Она прижала к зеркалу одну щеку, потом другую. Но разве дело в щеках? Разве можно стеклом охладить сердце, погасить огонь? Она распахнула окно и высунула голову наружу… Сколько же это продолжалось? Мгновение?.. Вечность?.. Это было что-то незнакомое. Нет, она уже переживала нечто подобное. Когда? Может быть, даже еще до своего появления на свет… А может быть, после. Во сне?.. Наяву?.. В мечтах?..
Из-за туч вышла луна, все вокруг засеребрилось, даже ее волосы стали переливаться серебром. Лейла поежилась и закрыла окно. Увидев еду, она почувствовала, что голодна. Лейла наелась, погасила свет и сразу же заснула глубоким сном.
Проснулась Лейла рано, когда еще не начало светать… «Ассам», — пронеслось в голове у девушки, прежде чем она открыла глаза. Может быть, она произнесла это имя во сне и звук собственного голоса разбудил ее? Нет, Ассам ей не снился. Просто его образ все время стоял перед глазами.
Лейла пыталась вспомнить, каким был Ассам год, месяц, неделю назад… Ничего не получилось. Будто она раньше не знала его. Только вчера впервые увидела. На нем был элегантный коричневый костюм, белоснежная рубашка, голубой галстук…
Лейла положила руки под голову и улыбнулась. Разве не смешно? Они с детства росли вместе, Ассам научил ее считать до десяти, писать по-арабски и по-английски свое имя, защищал от Махмуда. Не проходило дня, чтобы они не виделись. А разглядела, оказывается, она его только вчера… глазами любви…
Лейла даже вскочила. Да, да, конечно! Это любовь! Любовь… Она несмело прошептала, прислушиваясь к своему голосу:
— Ассам меня любит… Я люблю Ассама…
В каждом слове будто заключалось волшебство, которое наполняло всю ее невиданным прежде счастьем. Потом Лейла стала повторять эти слова нараспев, как песню, прислушиваясь уже не к самим словам, а к тому, как они отзывались у нее в душе…
Ей хотелось кричать, петь, прыгать, танцевать. Она подбежала к окну, распахнула его, словно собираясь выпорхнуть на волю, навстречу восходящему солнцу.
Полной грудью Лейла вдыхала свежий утренний воздух. Она никогда не чувствовала себя такой счастливой и свободной. С восходом этого дня для нее начиналась новая жизнь. Со старой покончено раз и навсегда. Перед ней открывался мир свободы и счастья. Мир, в котором она может любить и быть любимой, никого не бояться, не выслушивать ничьих упреков и нравоучений, не испытывать мучительных угрызений совести. Это мир, который принадлежит только им — ей и Ассаму. Она будет свободна, как птица, счастлива, как всякая любимая женщина, уважаема, как всякий человек, убежденный в своей правоте.
Закрыв глаза, Лейла набрала полную грудь воздуха. Мерно покачиваясь, словно в танце, прошлась по комнате и вдруг остановилась, удивленно раскрыв глаза. Из зеркала на нее смотрела разрумянившаяся девушка, которая вся светилась счастьем. Светилось все: глаза, щеки, губы, волосы. Это, наверное, от солнца. Лейла подошла к зеркалу вплотную. И вдруг, впервые в своей жизни, обнаружила, что она красива. Это открытие было столь неожиданным и приятным, что Лейла рассмеялась. Просто так — взяла и рассмеялась, как сумасшедшая. Потом сделала несколько шагов назад, склонила голову набок, еще раз посмотрела на себя внимательно и опять расхохоталась — громко, на всю комнату.
Глава 4
Прошло четыре дня. Ассам не появлялся. Сначала Лейла успокаивала себя тем, что он, наверно, заболел или поссорился с Махмудом. Но оказалось, что он здоров и с Махмудом по-прежнему дружен, значит, Ассам избегал ее.
Лейлой овладел страх. У нее было такое чувство, будто ее бросили ночью одну посреди пустыни. Она обессилела, спотыкается, падает и не может даже оглянуться назад. Да и зачем оглядываться? Куда ни посмотришь — всюду пустыня без конца и краю. А впереди — темно. Смотри, не смотри — все равно ничего не увидишь…
Неужели она ошиблась? Может, ей только показалось, что Ассам смотрел на нее как-то необыкновенно? Но почему он тогда избегает ее? А может, она была слишком навязчивой? Нет, она ничего не говорила. Даже слова не произнесла!.. Господи, так что же она сделала? В чем провинилась, из-за чего должна так страдать?
Конечно, Лейле ничего не стоило подняться наверх и потребовать у Ассама объяснения. Но разве она решится на такой шаг? Никогда! Ни за что в жизни не станет она навязываться! Достаточно и этого позора!
А жизнь тем временем шла своим чередом. Лейла, как и прежде, ходила в школу, готовила уроки, разговаривала с окружающими. К своему величайшему удивлению, она иногда даже шутила и смеялась…
В газетах все чаще стали писать о том, что пора взяться за оружие и силой вышибить англичан из зоны Суэцкого канала. Многие добровольцами шли в партизанские отряды. Махмуд не находил себе места — ему нужно было принять решение. А решение могло быть только одно — ринуться в бой, сразиться с врагом не на жизнь, а на смерть.
Лейла тоже мечтала об этом, но она безжалостно подавляла свое желание и даже получала какое-то
