— Через пару дней, — сказал Аркадий. — Когда с делами управимся. А потом мы поедем в Каллен.
— Извини, что я на тебя так налетел, — сказал мне Хэнлон. У него дрожала губа. — Вечно на помов налетаю!
— Ничего страшного, — сказал я.
Снаружи зной только усилился, а ветер почти стих. В загоне перед домом парил орел с клиновидным хвостом, слегка касаясь колышков ограды. Увидев нас, эта красивая, блестящая птица с бронзовыми перьями улетела прочь.
Я сделал попытку пожать Хэнлону руку. Он не отнимал ее от живота. Мы сели в «лендкрузер».
Вы могли бы сказать мне спасибо за бифштексы, крикнул он нам вдогонку.
Он пытался вернуться к своему прежнему колкому тону, но видно было, что он напуган. По щекам у него текли слезы. Он отвернулся. Ему было невыносимо видеть, как мы отъезжаем.
17
На воротах лагеря Скалл-Крик висела табличка, грозившая штрафом в $2000 каждому, кто пронесет спиртное на территорию аборигенского поселения. Поверх этой надписи кто-то накорябал белым мелом: «Чушь собачья!» Мы заехали сюда, чтобы забрать старейшину кайтиш по имени Тимми. Он приходился родственником по материнской линии Алану Накумурре и знал все Сновидения вокруг станции Миддл- Бор.
Я снял цепь с ворот, и мы подъехали к беспорядочному скоплению блестящих жестяных крыш, проглядывавших сквозь выбеленную траву. На окраине поселения ребятня скакала на батуте, а неподалеку стояла большая коричневая металлическая коробка без окон — по словам Аркадия, местная лечебница.
— Потом ее кто-то назвал «Машиной смерти», — сказал он. — Теперь к ней никто и близко не подходит.
Мы припарковали машину под двумя эвкалиптами-призраками, рядом с маленьким беленым домиком. В ветвях щебетали певчие птицы. Две полногрудые женщины — одна в просторном зеленом платье — лежали на крыльце и спали.
— Мэвис, — позвал Аркадий.
Ни одно из толстых храпящих созданий не шевельнулось.
За деревьями, выстроившись вокруг рыжего земляного пустыря, стояло около двадцати хибар: это были полуцилиндры из волнистого листа, открытые с одной стороны, как загоны для свиней. Там, в тени, лежали или сидели на корточках люди.
Ветер швырял туда-сюда обрывки картона и пластмассы, вся территория сверкала осколками стекла. Там и сям скакали блестящие черные вороны, моргали желтыми глазами и клевали старые консервные банки из-под тушенки; потом их прогнали собаки.
Один малыш, узнав Аркадия, закричал: «Арк! Арк!» — и уже через несколько секунд нас со всех сторон обступила толпа голых ребятишек, оравших: «Арк! Арк! Арк!» Их светлые волосы смотрелись как стерня на черноземном поле. Уголки глаз у них были облеплены мухами.
Аркадий взял двоих мальчишек на руки. Третий запрыгнул ему на спину, а остальные цеплялись за ноги. Он трепал их по головам, пожимал протянутые руки. Потом, распахнув багажник «лендкрузера», он принялся раздавать детворе напитки и леденцы.
Одна из толстух приподнялась, села, отбросила с лица спутанные космы, зевнула, протерла глаза и сказала:
— Это ты, Арк?
— Привет, Мэвис! — ответил он. — Как дела сегодня?
— В порядке, — она снова зевнула и встряхнулась.
— А где Тимми?
— Спит.
— Я хочу взять его в буш.
— Сегодня?
— Сейчас, Мэвис. Сейчас!
Мэвис с усилием встала и, неуклюже переваливаясь, отправилась на поиски мужа. Но Тимми сам услышал шумиху на улице и уже стоял на пороге лачуги.
Это был бледный, костлявый, немного смахивавший на черта старик с бородой как дым. Один глаз у него был затянут трахомой. На голове у него была коричневая фетровая шляпа, надетая набекрень, а вокруг шеи повязан красный платок. Он был таким тощим, что штаны постоянно сваливались и ему приходилось то и дело подтягивать их. Он помахал пальцем Аркадию и испустил сдавленный смешок.
Аркадий-поставил детей на землю и достал из машины фотоальбом со снимками, сделанными в прошлой экспедиции. Потом уселся на ступеньках рядом с Тимми, и Тимми принялся листать альбом с неистовой сосредоточенностью ребенка, с головой погрузившегося в сказку.
Я сидел позади них и глядел по сторонам. Приставучая белая сука, больная маститом, настырно совала морду мне в промежность.
Аркадий обнял старика и спросил:
— Ну, так ты едешь с нами сегодня?
— Гостинец есть? — спросил Тимми.
— Гостинец есть.
— Хорошо.
Мэвис плюхнулась рядом с нами. Она снова опустила космы себе на лицо, так что теперь виднелась только выпяченная растрескавшаяся нижняя губа.
Аркадий перегнулся к ней и спросил:
— А ты тоже едешь, Мэвис? С нами будут Топси и Глэдис из Кертис-Спрингз.
— Не-а! — недовольно пробурчала она. — Я теперь никуда не езжу. Тут сижу все время.
— Без выходных и праздников?
Она фыркнула.
— Ну, иногда мы ездим в Теннант-Крик. У меня родня там. Моя мать оттуда. Там еще большая скважина возле речки. Знаешь это место?
— Пожалуй, — неуверенно сказал Аркадий.
— Земля людей Билли-Боя, — сказала Мэвис, поднявшись с видом изможденного достоинства, будто утверждая свое право на существование. — Прямо рядом со станцией Мак-Клуэн.
— Так ты не поедешь с нами в Миддл-Бор?
— Не могу, — фыркнула она.
— А что тебе мешает?
— У меня нет шлепанцев, — она выставила босую ногу, предлагая Аркадию осмотреть ее мозолистую, в трещинах, подошву. — Никуда не могу пойти без шлепанцев. Нужно найти шлепанцы.
— Возьмите мои! — предложил ей я. — У меня есть запасная пара.
Я пошел к машине и достал свою единственную и последнюю пару зеленых резиновых шлепанцев. Мэвис выхватила их у меня так, словно это я украл их у нее. Она надела их, тряхнула головой и потопала за котелком и одеялом для Тимми.
— Благодетель сэр Уолтер! — проговорил Аркадий и усмехнулся.
Тимми тем временем посасывал из картонной пачки яблочный сок. Он отставил пачку, поправил на себе шляпу, потом снова присосался к соку и наконец задумчиво спросил:
— А как насчет Большого Тома?
— А он здесь?
Конечно здесь.
— А он захочет поехать?
— Конечно захочет.
