— Может, и так, — кивнул он.
В Америке, сказал он, названия продают за миллионы. Нет, он-то не собирается перепродавать свое название киношникам. Название и сюжет — одно целое.
— Нет, — он задумчиво покачал головой. — Я бы не хотел их разлучать.
— И не надо.
— А может, мы могли бы работать вместе? — вдруг предложил он.
Он набросал картину этого творчески-делового союза. Он предоставляет название и историю. А я пишу книгу, потому что у него, как у полицейского, недостаточно досуга, чтобы писать.
— Чтобы писать, нужно время, — согласился я.
— Ну, так что — пойдет?
— Нет.
Он был заметно разочарован. Он еще не был готов сообщить мне название, однако, чтобы раздразнить мой аппетит, предложил познакомить меня с сюжетом. Сюжет этой невероятной истории начинался с того, что автомобильный поезд насмерть раздавил аборигена.
— Ну и?
— Ладно, сейчас скажу, — сказал он.
Он облизал губы. Решение далось ему с большим трудом.
— «Мешок для тела», — сказал он.
— «Мешок для тела»?
Он прикрыл глаза и улыбнулся.
— Я еще никому не рассказывал, — сказал он.
— Но почему «Мешок для тела»!
— Ну, мешок, в который засовывают мертвое тело. Я же сказал история начинается с задавленного чернокожего на шоссе.
— Я слышал.
— Ну, что — нравится? — спросил он взволнованно.
— Нет.
— Я про название.
— Я понял, что про название.
Я заговорил с человеком с багровым родимым пятном, который сидел слева от меня. Во время войны он оказался в Англии, под Лестером. Он воевал во Франции, а потом женился на девушке из Лестера. Жена приехала вместе с ним в Австралию, но потом вместе с их ребенком вернулась в Лестер.
Он уже слышал, чем мы занимаемся — осматриваем священные места.
— Знаешь, что лучше всего сделать с этими священными местами? — спросил он, растягивая слова.
— Что?
— Динамитом взорвать!
Он усмехнулся и отсалютовал стаканом аборигенам. Когда он пил, его родимое пятно вибрировало.
Один из аборигенов, очень худой, с виду типичный деревенщина с копной спутанных волос, оперся обоими локтями на стол и прислушивался.
— Священные места! — не унимался человек с пятном. — Да если сосчитать всё, что они называют священными местами, то окажется, что в Австралии триста чертовых миллиардов священных мест!
— Примерно так, приятель! — отозвался тот худой абориген.
Справа от меня Аркадий разговаривал с полицейским. Они оба раньше жили в Аделаиде, в пригороде Сент-Питерс. Они даже ходили в одну школу, у них был один учитель математики. Только полицейский был на пять лет старше Аркадия.
— Мир тесен, — изрек он.
— Это верно, — подтвердил Аркадий.
— А зачем ты с ними возишься? — полицейский обратил большой палец в сторону аборигенов.
— Потому что они мне нравятся.
— Да мне они тоже нравятся, — ответил тот. — Нравятся они мне! Мне нравится наводить у них порядок. Но они не такие, как мы.
— И в чем же они не такие?
Полицейский снова облизал губы, звучно втянул воздух между зубами.
— Устроены иначе, — сказал он наконец. — У них не такие мочевыводящие пути, как у белого человека. Другая мочевая система! Поэтому они и пить не умеют!
— Откуда вы знаете?
— Это доказано, — ответил полицейский. — Научно доказано.
— Кем?
— Не помню.
Должно существовать два разных закона о потреблении спиртного, продолжал он: один — для белых и другой — для черных.
— Вы так думаете? — спросил Аркадий.
— Штрафовать человека за то, что у него более крепкая мочевая система? — от негодования полицейский повысил голос. Это же несправедливо. Это неконституционно!
Его овчарка заскулила, и он потрепал ее по голове.
Ну, а где другая мочевая система, там конечно же и другое серое вещество. Мозг аборигенов, заявил полицейский, отличается от мозга арийцев. У них лобные доли более плоские.
Аркадий сузил глаза до татарских щелок. Теперь он уже по-настоящему разозлился.
— Да, они мне нравятся, — повторил полицейский. — Я никогда и не говорил, что они мне не нравятся. Но они же как дети! У них детский разум.
— А с чего вы это взяли?
— Они неспособны к прогрессу, заявил тот. — Вот поэтому вы все, борцы за их права, и неправы. Вы же мешаете прогрессу! Вы помогаете им уничтожить белую Австралию.
— Позвольте вас чем-нибудь угостить? — вмешался я.
— Нет, спасибо! — рявкнул тот. Лицо его гневно подрагивало. Я заметил, что ногти у него обкусаны до мяса.
Аркадий помолчал секунду-другую, справляясь с приступом раздражения, а потом начал объяснять, медленно и доходчиво, что лучше всего судить об интеллектуальных способностях человека можно по его умению оперировать словами.
По нашим меркам, сказал он, многие аборигены — просто лингвистические гении. Разница лишь во взглядах на мир. Белые беспрестанно изменяют мир, чтобы он отвечал их сомнительным представлениям о будущем. Аборигены же вкладывают все силы в то, чтобы сохранить мир таким, каким он был. Чем же это хуже?
У полицейского отвисла челюсть.
— Ты — не австралиец, — заявил он Аркадию.
— Еще какой австралиец!
— Ничего подобного. Я чую, что ты не австралиец.
— Я родился в Австралии.
— Это еще не делает тебя австралийцем, — заносчиво возразил тот. — У меня пять поколений предков жило в Австралии. А твой отец где родился?
Аркадий немного помолчал, а потом со спокойным достоинством ответил:
— Мой отец родился в России.
— Ну вот! — полицейский поджал губы и повернулся к человеку с родимым пятном. Что я тебе говорил, Берт? Помми, да еще и комми!
