– Откуда это у тебя?
– Почему у меня – у тебя.
– Но откуда?
– Подарок фирмы.
– Но как же… Я не понимаю… Ты что, украла?
– Юра… – укоризненно сказала Катя.
– Ну а откуда? Он же стоит…
– Говорю тебе – подарили.
– Кто подарил?
– Вице-президент. Господин… как его… Фашон. Очень милый дядя. Просил писать, будет с нетерпением ожидать.
– Слушай, перестань морочить голову. Что все это значит?
– Я же говорю.
– Ну хорошо, я же не идиот, чтобы верить всяким сказкам. Откуда это у тебя?
– Ну, какая тебе разница, откуда у меня. Важно, откуда у тебя. У тебя – от меня. Подарок. Презент, по- ихнему. Чтоб защитил до того, как поседеешь.
– Что ты несешь?… Ну что ты несешь?… Какой презент? От кого? Что я на таможне скажу: Катин подарок? А где разрешение на вывоз? Катя дала? У тебя есть разрешение?
– Нет.
– Ну, так что ты мне предлагаешь – под неприятности подставиться?
– Да что ты, Юра, я хотела…
– Словом так. Я не знаю, откуда это у тебя, и знать не хочу. Но я знаю, что будет потом. Последствия…
– Но ты же сам хотел, ты говорил…
– Слушай, ты что, совсем, да? – Юра старался сдерживаться: на них смотрели. – Ты вообще понимаешь хоть иногда, что делаешь? Или привыкла – что левая нога захотела… Захотела в Москву – запросто… Решила в Венгрию – подумаешь… И еще одолжение этим делаешь? А теперь вот и это, чтобы совсем под монастырь меня?
– Но чем, Юрочка?…
– А тем… Тем… Тем, что конфискуют. И больше никогда не пустят. По твоей милости. – Юра вынужден был говорить это с таким видом, с каким говорят даме любезности.
– Но я же не знала…
– Так не надо делать то, чего не знаешь. Не надо. Спрашивать надо сначала, нужны ли твои подарки.
– Но ты же сам говорил. При Ласло.
– Что я говорил, что я говорил?… Я вообще говорил. Абстрактно. А ты – конкретно. Раз – в Москву, раз – в Венгрию, раз – прибор… Может, это у вас там так принято, а у нормальных людей…
Катя, отвернувшись, молчала.
– Так вот, отдашь его обратно, – подвел итог Юра, глядя мимо Кати. – И скажи спасибо, если у тебя не будет неприятностей…
Катя шла между столиками, слезы застилали ей глаза, справа и слева на нее смотрели туристы, но она ничего не видела, кроме светлого квадрата двери – она шла туда, ошеломленная, в надежде, что там, на улице, этот кошмар рассеется и случится что-то, что объяснит – почему, за что?…
Но ничего не случилось. Кроме того, что за ней вышел Ласло. Она посмотрела мимо него, сказала: «Спасибо, Ласло, все хорошо!» – и пошла к автобусу.
С горы, где расположилось старинное аббатство Паннон-хольма, открывался прекрасный вид на открестности Дьёра. И само аббатство было строго и величественно. Среди пестрой толпы туристов чернели одежды слуг божьих – старых и молодых, ибо здесь помещалась и духовная семинария.
В церкви играл орган. Катя сидела на скамье, уронив руки, словно окаменев, с полными слез глазами.
К ней подсела Ада Петровна.
– Поссорились, что ль?
Катя молчала.
– Быстро. Стоило ехать для этого.
Катя сжала губы.
– Ладно, не расстраивайся. Двадцать раз еще помиритесь.
Катя отвернулась, чтобы скрыть слезы.
– Эй, ты что?… Катенька… Перестань… Ну нашла из-за чего… Господи, если б из-за всего, что мы от них
