— Простите, не очень понимаю вас, — произнёс он неожлданно сухим и официальным тоном.
— А чего понимать? Давайте посмотрим, какие товары принял ваш магазин на комиссию за последний месяц.
— Это можно. У нас, знаете ли, полный порядок в бумагах. Сами понимаем, место такое.
Король быстро нажал кнопку, вызвал сотрудника и через минуту уже листал толстую книгу квитанций перед Ришельенко.
— Оставьте это мне. Я не помешаю вам, если посижу здесь с полчасика? — спросил Ришельенко.
— Что вы, что вы, очень обяжете, это я уйду, чтобы не мешать вам, — вроде даже обрадовался Король.
— Нет-нет, лучше будет, если вы останетесь здесь: могут возникнуть вопросы, — ответил Ришельенко тоном, не вызывающим возражений.
Король сел за свой стол и начал бесцельно перебирать лежавшие на нём бумаги и листать настольный календарь, не переставая из-под дымчатых очков наблюдать за Ришельенко. Тот листал квитанции, задерживаясь на каждой некоторое время, но опытный Король заметил, что ни одна из них не заинтересовала его по-настоящему. Так они сидели минут двадцать, пока Ришельенко не удалось прочитать всю пачку.
— Здесь всё? — спросил он.
— Должно быть всё, — ответил Король, делая вид, что вспоминает. — Да, должно быть всё.
— А если не всё?
— Как то есть не всё? — Король изобразил возмущение на своём и без того выразительном лице. — Должно быть всё!
— Так «должно быть» или «всё»? — не унимался Ришельенко.
— Это надо тогда проверить, — не выдержал Король, — Вы так спрашиваете, словно знаете, что здесь не всё. А я-то ведь не знаю. Должно быть всё. А так надо проверить, всё или не всё.
— Давайте проверим.
— Это как, прямо сейчас?
— А что? До обеда ещё время есть. Можем и после обеда проверить.
— Ну давайте, — согласился Король, стараясь не показать, как ему этого не хочется. — Какая вещь вас интересует?
— Подвески! — сказал Ришельенко так неожиданно, что Король не нашёл что ответить и сидел некоторое время, молча перелистывая календарь. Буря ругательств пронеслась в его мозгу: «Ах, щенок паршивый, зацапали его, мерзавца! А говорил: мои, мол, по наследству. Сопляк лживый!»
Его мысли прервал голос Ришельенко, когда на календаре появился декабрь:
— У нас есть сведения, что в вашем магазине были приняты на комиссию бриллиантовые подвески работы семнадцатого века.
— Подвески, подвески… — задумчиво произнёс Король, подняв глаза к потолку и лихорадочно соображая, признаваться сразу или нет. — Да, вроде были какие-то побрякушки. А что, по квитанциям разве нет? Должны быть.
— Я не обнаружил.
— Давайте я посмотрю. — Король взял пачку, начал её листать. — Если с бриллиантами, то должны быть. С бриллиантами шутки плохи. Бриллианты — их никуда не спрячешь. Да вот же они! Я же сказал — должны быть. И вот они. — Он протянул нужную квитанцию Ришельенко.
— «Предмет туалета», — прочитал Ришельенко, с трудом разбирая почерк. — Что это за предмет туалета?
— А как же их назвать ещё, эти побрякушки?
— А цена? Пять тысяч! Ваш товаровед слепой, что ли?
— А сколько же? Помилуйте, за какие-то побрякушки! Не надо заставлять нас работать по спекулятивным ценам! — приободрился Король.
— Кто принимал вещь на комиссию?
— Дайте я посмотрю. А! Это же я сам принимал. Вспомнил всё! Ей-богу, всё вспомнил! Сейчас расскажу. Значит, дело было так. Вы бы сразу сказали — побрякушки, а то подвески какие-то. Так вот. Я, значит, с утра — в торг, приехал из торга, на приёмке очередь жуткая, я — в чём дело? Товаровед, говорят, один заболел, второй не справляется. Где завсекцией? В отгуле, говорят. Ну что делать, встал на некоторое время сам. Все продавцы, кстати, подтвердить могут. Ну, постоял полтора часа, там перерыв, после перерыва вызвал завсекцией, всё пошло как надо. Вот в это время побрякушки и прошли. Да ничего в них нет особенного, не сомневайтесь, — добавил Король, заметив недоверие на лице Ришельенко при слове «побрякушки».
— А когда они были проданы?
— Так вот же, — Король ткнул в квитанцию, — в тот день, значит, после обеда и проданы. Нам план надо делать, мы вещи под прилавок не прячем.
— Они и на витрине значились?
— А как же! Без этого разве продашь?
— А кто купил, не знаете?
— Кто ж знает! Если бы вещь была редкая, то положено записывать, а так — побрякушки. Чего за ними следить?
— А вы что, действительно не знаете, что это за побрякушки?
— Ну как не знаю! Я же их принимал. Ничего особенного.
— Так вот, у нас есть сведения, что были приняты на комиссию, а потом проданы подвески королевы Анны Австрийской, жены короля Людовика Тринадцатого. Редчайший экземпляр, работа семнадцатого века. Им цены нет, это — музейная редкость. А вы — пять тысяч.
— Какого короля Людовика? Я впервые слышу о таких подвесках.
— Вы «Трёх мушкетёров» читали в детстве? — Ришельенко даже разволновался.
— Не знаю. У меня было трудное детство, мне было не до мушкетёров, — уклончиво и, как ему казалось, аккуратно ответил Король.
— Одно из двух: или вы знали, что за вещь перед вами, и, сознательно занизив цену, купили сами, или угодили кому-то из близких, совершив, таким образом, преступление с использованием служебного положения, или же вы действительно не знали ценность вещи, что указывает на вашу некомпетентность и на несоответствие занимаемой должности. В любом случае вы подлежите отстранению от неё, а дело может быть передано в следственные органы, так как подвески эти ворованные.
— Товарищ Ришельенко, — взвыл Король, — как же так? Мы работаем здесь и постоянно рискуем! А что делать? Такой наш товар. Того и гляди стекляшки оценишь как бриллианты или, наоборот, как вот получилось.
— Вы бы хоть записали, кому их продали.
— Так кто ж думал-то? — Король казался искренне расстроенным. — Вот ведь история-то! А как ни повернись — Король виноват. Товаровед заболел — Король виноват.
— Кстати, товаровед не заболел, вы его сами отослали на полдня. Наши сотрудники это установили. Он уже после обеда в тот же день был на работе.
— Ну, отослал. Разве всё упомнишь? Л тут очередь, суета. Я же не думал, что, как только я его отошлю, тут же все сбегутся товар сдавать. Вот ведь беда-то! Может быть, попытаемся вещь найти?
— Вы вообще-то можете нам помочь вернуть подвески. Пусть продавец попытается вспомнить, кто покупал их. Мы, конечно, сами всё равно их найдём. Но мне не хотелось бы загружать излишней работой моих сотрудников и портить вашу биографию. Если, конечно, и в самом деле произошла ошибка.
— Положитесь на меня. Король, если его загнать в угол, не подведёт. А этот случай и впрямь загнал меня в угол. Я вам позвоню, как только что-то выясню.
— Но учтите, время не терпит. Подвески могут уплыть за границу, и тогда дело примет ещё более серьёзный оборот.
— Нет-нет. Не успеют. Я всех подниму на ноги. Нам тоже известны кое-какие коллекционеры. У нас есть постоянные клиенты — все будут на ногах. Они тоже ценят наше хорошее обращение. Я думаю, через неделю смогу сообщить что-то обнадёживающее.
