остальным, кто построил этот наш с вами город!
После первооткрывателя слово было предоставлено женщине-матери, отдыхающей здесь уже не в первый раз.
— Дорогие товарищи, — начала она чуть дрожащим от волнения голосом, — трудно передать словами ту радость, ту благодарность и вообще все те чувства, которые испытываешь, когда прикасаешься губами к этому животворному источнику и пьёшь из него целительную воду. Кем я была до своего первого приезда сюда? — Тут она помолчала минуту, но так и не сказала кем. — А теперь, — продолжала она, — после приезда сюда я стала матерью двоих детей. Я горда этим и никогда не перестану благодарить за это ваш славный город-курорт с его источником!
Она разрумянилась от волнения и отошла от микрофона. Потом выступали люди, связь которых с источником мне установить не удалось. Затем шли награждения, премии, грамоты, крики «ура». Кого-то качали. Дети поедали мороженое. Мелькали цветные шарики.
Начались танцы. Возле духового оркестра пары закружились в вальсе, а около оркестра народных инструментов начался весёлый перепляс»
Я спешно пробился к председателю.
— Я из газеты.
— Хорошо, — откликнулся он, обнаруживая человека делового.
— Несколько слов, — подхватил я его телеграфный стиль.
— Догоним лучшие курорты. Через десять лет источник будет давать миллион гекалитров. Построим колоннаду. Сейчас излечиваем каждую десятую, доведём до каждой пятой. Достаточно?
— О быте и культуре.
— Газ, водопровод, паровое отопление, не только в каждый дом, но и каждый день. Есть три дворца, но с культурой пока хуже. Строим театр.
— Флора, — продолжал я.
— Газоны — в скверы, скверы — в парки, парки — в леса. Да что там говорить! — вдруг сбился он с официального тона. — Что здесь было? Деревня. Грязная и пыльная. Уже сегодня — город. И главное, мы ведь действительно излечиваем. Молодёжи мало. Но ничего, построим ткацкую фабрику. Мы свои двенадцать процентов до двадцати доведём. И посмотрим, кто кого.
— Кого вы имеете в виду?
— Всех, всех я имею в виду. Весь мир.
— Спасибо. Желаю вам победить весь мир и поскорее выйти в космос.
— Действуйте, — сказал он вместо прощания.
Я побежал за директором НИИ курортологии, которого заприметил ещё на трибуне по его профессорскому виду.
— Сидор Матрасович! — закричал я своё любимое имя-отчество, которым всегда называю людей, когда не знаю, как их зовут на самом деле.
И это не случайно. Я путём многолетних экспериментов на людях установил, что это сочетание звучит похоже на все имена-отчества. Люди просто не могут поверить своим ушам. При подходе надо поменять код.
— Здравствуйте, Семьдесят Восемьдесят, — протянул я руку. — Из газеты. Крылов Сергей Севастьянович. Несколько слов о НИИ, о достижениях, о проблемах.
Директор некоторое время стоял молча, потом стал зачитывать доклад:
— Наш НИИ был образован десять лет назад на базе местной ветеринарной лечебницы. На первых порах мы столкнулись с необходимостью менять профиль и методологию исследований. Однако тот давний опыт мы тоже не забываем и многие эксперименты проводим на животных…
— Да, я слышал об этом, — вставил я, чтобы растравить профессиональную гордость директора.
— Единственная болезнь, от которой наш источник не помогает, а, наоборот, способствует её прогрессированию, — это болезнь роста.
Он явно был доволен своей шуткой и даже замолчал, чтобы я успел его понять и записать дословно.
— Увы, — продолжал он после паузы, — только за последние пять лет восемнадцать кандидатов, четыре доктора. Сейчас подаём работу на премию.
— Если не секрет, о чём работа?
— Почему же секрет? Мы её уже отослали. Работа эта… как бы вам попроще объяснить… ну, в общем, о зависимости деторождаемости от естественных факторов. Я доступно объясняю?
— Не совсем, — сказал я, и он посмотрел на меня с плохо скрытым профессиональным сожалением.
— Начну с зависимости. Статистикой было установлено… — он повторил всю известную мне историю с использованием, правда, таких научных терминов, как «математическое ожидание и дисперсия», «корреляционная функция» и даже «критерий хи-квадрат».
Я терпеливо всё это выслушал, что-то чёркая для вида в своём блокноте. Когда он закончил, я снова спросил:
— Ну а как же вы всё-таки устанавливаете эту самую зависимость?
— Дорогой мой, мы мыслим значительно более масштабно и вместе с тем более абстрактно, чем вы думаете. Мы работаем методами проверки гипотез. Что есть гипотеза? Гипотеза в нашей методологии есть положение, выдвинутое, так сказать, априори. Ясно?
— Ясно, — сказал я.
— Ну вот, когда гипотеза выдвинута и опубликована, мы начинаем её проверять, чтобы подтвердить.
— Или опровергнуть, — добавил я.
— Ну, теоретически конечно, хотя на моей памяти таких случаев не было.
Здесь, похоже, он меня убедил, потому что я тоже хорошо знаю, что выдвинутая и опубликованная гипотеза обычно не задвигается до тех пор, пока человек, который её выдвинул, по тем или иным причинам не отпускает штурвал управления наукой.
— Так вот, — продолжал между тем директор, — мы проверяем гипотезу до тех пор, пока не подтвердится её правомерность.
— Браво! — сказал я и начал извиняться за то, что так надолго его задержал.
— Ну что вы, — стал он утешать меня. — Если бы не вы, так кто-нибудь другой из ваших. Вон их сколько, — и он показал рукой за мою спину.
Я обернулся и действительно увидел несколько лиц, знакомых мне. Обладатели лиц и правда готовы были броситься на директора и ждали, когда я от него отстану.
Я снова повернул голову к директору, но его уже и след простыл. Я пошёл по площади, соображая, у кого мне ещё надо взять интервью, чтобы получился полноценный материал.
«У отдыхающей», — сказал я сам себе и начал искать в толпе женщину, похожую на отдыхающую. И вдруг увидел ту самую, которая выступала на митинге. Она томно кружилась в медленном вальсе с каким-то типом. Тот что-то говорил ей на ухо, его редкие усики при этом часто-часто шевелились, а она, абсолютно не обращая на него внимания, глядела по сторонам, на оркестрантов, просто на небо. Отсюда я сделал вывод, что этот гражданин ей совершенно безразличен. Я спрятал блокнот в карман. Не успел танец закончиться, а партнёр отдыхающей отойти на два шага, как я уже говорил ей:
— Знаете, ваше выступление просто потрясло меня.
— Да что вы, — тягуче произнесла она, глядя по-прежнему куда угодно, только не на собеседника.
В этот момент оркестр снова заиграл, и не успел я произнести формулу приглашения на танец, как она уже по-хозяйски положила мне руку на плечо, и мы пошли в медленном танце.
Когда я отвёл её подальше от громоподобных звуков оркестра, то сказал:
— Вот вы такая молодая и уже мать двоих детей.
— Троих, — поправила она, по-прежнему не удостаивая меня взглядом.
— Так вы же говорили — двоих, — удивился я.
— Двоих это после того, как я начала ездить сюда. А до этого у меня уже был один.
