прочим, отца своего ребенка! И не просто «закажет», а снюхавшись, слизавшись с этой тварью Вовико, которого он вытащил из перестроечного дерьма и сделал человеком! А тот же Алипанов, героический борец с преступностью, он-то чего в себе накопил, если стал браться за такую работу?…
Свирельников, поставив корзину, присел на выступавшее из травы ржавое колесо сеялки. Он только сейчас задумался над тем, как теперь будет жить — после всего случившегося. Нет, не над тем, как все это переживет и как теперь потащит в себе смрад кровопролития: ничего такого он пока не чувствовал, так не чувствуют сразу после драки выбитый зуб или заплывший глаз. Нет, он думал о том, как организует и оснастит свою будущую жизнь. Ну, например, как назовет будущего ребенка. Мальчика или девочку. Обязательно сверится с книгой «Имя и судьба», потому что как назовешь — так и жить будет. Хотя, впрочем, вот Михаил значит «подобный Богу!» Хэ… Богу! А с другой стороны, Бог ведь тоже грешников и предателей нещадно наказывал! Нещадно!
Нет, лучше думать о другом! Где они, например, со Светкой будут жить? А жить теперь они обязаны очень хорошо, светло, даже идеально… Их жизнь должна стать чем-то наподобие светового занавеса в театре, чтобы за ним не было видно прошлого. Настоящая «сначальная» жизнь, нежная, верная, плодоносная, искупительная! Дом тоже должен быть светлый, белый. «Беговая», хранящая следы холостяцкого блуда, должна исчезнуть: продать и купить большую квартиру или лучше дом — сразу за Окружной, в каком-нибудь охраняемом «Княжьем угодье»! «Плющиху», конечно, оставить Аленке, а лучше поменять на равноценную квартиру в хорошем районе, чистую, незамаранную, где ничего такого не случалось…
Аленку надо беречь! Когда она узнает, что произошло, может натворить чего угодно. Нервная. Папина дочка, с самого детства у них были общие тайны и секреты от Тони: случайно разбитый стеклянный зайчик, которого берегли ко дню рождения «святого человека», или суровый вызов родителей в школу, скрытый от матери под обещание впредь уроки не прогуливать… Да мало ли! У них имелся даже свой тайный жест, означавший, что все должно остаться между ними, дочерью и отцом, эдакий конспиративный вариант детского «ротик на замочек». Чтобы подать сигнал, надо как бы случайно погладить указательным пальцем губы…
Тоня, конечно, чувствовала это и, раздосадованная, иногда говорила мужу: «Скажи своей дочери!» Однажды они с Аленкой, которая готовилась к наступлению регулярных дамских недомоганий, изучали, хохоча и дурачась, путаную инструкцию к тампонам «Тампакс». Застав их за этим занятием, жена даже растерялась, и на ее лице возникло выражение отчаянья от своей внутрисемейной ненужности.
— Вообще-то такие вещи девочке должна объяснять мать, — сказала она потом.
— Не злись! — отмахнулся Михаил Дмитриевич с великодушным превосходством. — Контрацепцию ты ей объяснишь…
— Да что им объяснять, — вздохнула Тоня. — Больше нашего знают. Презервативы в портфелях с тринадцати лет носят…
— Поколение Прези.
— Да, — кивнула она и с интересом посмотрела на супруга.
Но Свирельников все-таки переоценил свое влияние на дочь.
Однажды, незадолго до ухода, когда им уже сполна завладела мысль о «сначальной» жизни, он с мимолетной длинноногой фотомоделью, в промежутках между сессиями подрабатывавшей индивидуальной половой деятельностью, выходил из ресторана и налетел на Аленку, которая вместе с подружкой облизывала витрины бутиков на Тверской. Директор «Сантехуюта» не растерялся и представил модель как своего адвоката. Он и в самом деле тогда судился с кем-то из поставщиков и нанял очень толковую адвокатессу, похожую, правда, на человекообразную моль и вызывавшую только деловые эмоции, переходящие в сострадание. Модель же была совсем другое дело! Дочь внимательно посмотрела на «адвоката» с бюстом порнозвезды и макияжем роковой разлучницы из мексиканского сериала, потом, глянув на отца, понимающе усмехнулась. Садясь в машину, он подал тайный знак — прикоснулся пальцем к губам: мол, маме ни слова! Аленка еле заметно подмигнула.
Поздно вечером Михаил Дмитриевич, вылюбленный «адвокатессой» до самоощущения яичной скорлупы, пришел домой и застал непривычную картину: жена и дочь сидели за кухонным столом, как две подружки, ведущие под кофеек задушевную костеперемывочную беседу. Антонина посмотрела на воротившегося мужа с молчаливым всезнанием, наклонилась и что-то шепнула на ухо дочери. Мерзавка в ответ прыснула.
— Вы чего? — спросил он, поняв, что выдан с потрохами.
— Я? Ничего… — ответила жена.
— Мы — ничего! — подтвердила Алена, переглянувшись с матерью.
— А почему так смотрите?
— Просто мы с дочкой прикидываем, почем теперь адвокаты? Дорого, наверное?
— А вам не хватает? — спросил Свирельников, особенно задетый словом «дочка», которое Тоня до сих пор не употребляла.
— Не помешало бы дочку к выпускному приодеть! — будто специально повторила она.
— Приодену! — пообещал он и с осуждением глянул в глаза предательнице.
Аленка не только выдержала взгляд, но и сама посмотрела на отца с презрительным разочарованием, словно он глупо, по-ребячьи нарушил какую-то очень важную, взрослую клятву. А потом, наверное через полгода, когда они с Тоней воротились с этой чертовой Сицилии, дочь сказала однажды, между прочим:
— Если уйдешь от мамы — на меня можешь не рассчитывать!
— В каком смысле? — оторопел Свирельников, потому что сказано было таким тоном, будто не он кормил, поил и одевал ее, а совсем даже наоборот.
— Во всех смыслах! — пояснила она.
И слова не нарушила. Все эти годы Аленка с ним не общалась: если звонил, бросала трубку, если приходил — скрывалась в своей комнате. Однажды он дождался ее около института, попытался дать денег, а заодно и объясниться. Разговора не получилось. Конверт она, конечно, взяла, но с таким видом, что с тех пор Свирельников передавал матпомощь исключительно через водителя.
А вот даже интересно: теперь, когда мать привела в дом это «убоище» Веселкина, Аленка поняла хоть, что отец имел право на «сначальную» жизнь? Судя по «куклограмме», все-таки поняла! Конечно, если бы дочь узнала про то, как мать вместе с любовником заказали его, поняла бы еще больше! Но про это она никогда не узнает. Никогда! Аленка до конца жизни будет думать, что это — страшная случайность. Единственное, о чем можно намекнуть: мол, не исключено, Тоня погибла из-за каких-то махинаций Веселкина. Пришли, собственно, разбираться с ним, а ее заодно, как ненужного свидетеля…
Да, так будет правильно! И все образуется, они снова сроднятся и снова будут прикладывать палец к губам: мол, «ротик на замочек»!
44
Свирельников очнулся оттого, что слеза умиления, обжигая щеку, скатилась по лицу и расплылась темным пятнышком на фуфайке.
— Света! — позвал он.
Но услышал лишь лесную тишину, похожую на шуршащее безмолвие, которое доносится из магнитофона, когда запись уже закончилась, а пленка еще нет.
— Све-е-ета! — крикнул Михаил Дмитриевич, сложив ладони рупором.
Безответно.
Он резко встал: в глазах потемнело, а голова тяжело закружилась. Переждав немочь, Свирельников двинулся на поиски юной подруги, куда-то уплутавшей, что, по приметам деда Благушина, в семейной жизни
