Варан, минуту назад намеревавшийся сожрать меня, спешно улепетывал по пологому склону бархана. Вместе с моим резаком, торчащим у него из спины. Интересно, что так могло напугать кровожадного хищника?
И только через пару минут, кое-как поднявшись на ноги и оглянувшись в сторону Кена, я увидел несколько странных фигур в длинных белых капюшонах, протягивающих моему другу деревянную фляжку.
— Вода! — прошептал я шершавым от жажды языком и, покачнувшись от внезапно накатившей слабости, снова рухнул на песок.
Идея украсть воздушный шар возникла в моей голове как-то невзначай, и вначале показалась мне совершенно нелепой. Однако затем, мало-помалу превратилась в почти навязчивую. И вот уже который день я ломаю голову над этим вопросом. Я думал об этом днем, таская мешки за покупателями, я думал об этом ночью, ворочаясь на жестком песке.
И наконец, на этом же песке, озираясь и пряча написанное от чужих глаз, решился поделиться своей идеей с Кеном. Он прочел, тщательно затер ногой буквы, и выразительно покрутил пальцем в сторону моей головы. Я только безразлично пожал плечами. Если не нравится моя идея — выдвини свою, я же не против!
Своей идеи у него не было уже, по крайней мере, полсотни дней и он начал думать над моей.
Вот этим и хорош Кен. Теперь можно не волноваться, со свойственной ему обстоятельностью он выдвинет не меньше десятка решений и столько — же раз, с той же обстоятельностью, докажет невозможность их исполнения. Останется только выбрать наиболее приемлемый вариант и попытать судьбу.
Но испытанный способ сбоил. Два бесконечно долгих дня Кен задумчиво хмурил свои рыжеватые бровки, не переставая вертеть ручку допотопной мельнички и отрицательно качал головой в ответ на мои вопросительные взгляды. И, наконец, вечером, когда я, проводив последнего покупателя, уселся рядом с другом на неизбежный песок, чтобы с возможным комфортом съесть свой скудный паек, он тихо шепнул одно только слово:
— Невозможно!
Я недоверчиво хмыкнул, не переставая жевать жесткую хайку, и вдруг ощутил приступ такого безысходного отчаяния, что невольно громко застонал, как от зубной боли.
— Ты чего? — испуганно охнул Кен, и в тот же момент бесшумно распахнулась дверца и в проеме замерла замотанная в грязновато-белый капюшон тщедушная фигурка нашего хозяина.
— Сто слутилось? — прошелестел еле слышный вопрос.
Нужно выкручиваться. Я с горестным видом пошарил под собой и, найдя камешек, сунул его Риссеу под нос.
— Вот.
— Сто вот?
— Сел я на него, вот что!
— Ну и сто?
— Больно, что же еще?!
— Несный осень! — презрительно прошипел Риссеу, и дверца закрылась.
Я вздохнул с облегчением. Нам нельзя ни сердить, ни волновать нашего хозяина. Собственно, он никакой нам не хозяин, просто дает работу, и за это мы получаем каждый вечер по сухой хайке и порцию мутной воды в туго закрученной фляжке. Еще нам разрешено ночевать не под открытым небом, а в одном из отсеков жилища Риссеу, который раньше использовался для хранения разного мусора.
Низране жуткие мусорщики. Жизнь в этой нищей пустыне приучила их дорожить каждой мелочью и не выбрасывать вообще ничего. Из всего нужно извлечь всю возможную пользу — неписанный закон этих мест.
И мы с Кеном теперь четко представляли свою судьбу здесь. Пока мы можем целыми днями работать, скудно питаясь и недопивая, нам будет разрешено жить в этом песчаном окопчике, накрытом пленкой. Однако, если наступит черный день, когда не хватит сил подняться с песчаного ложа, нам останется лишь умереть от жажды и голода.
Низранам неведомо чувство сострадания, поэтому, вполне возможно, нас утилизируют в тот самый момент, когда мы не сможем поднять руки.
Об этом я старался не думать вообще, как и о том, из чего низране делают хайки. Нет, основа была из муки скороспелых местных злаков, которую молол для Риссеу на маленькой мельничке мой друг. Но вот темная масса, которую бережливо отмеривал хозяин, замешивая крутое тесто, вызывала у меня сильные подозрения.
Нам еще повезло, что, приняв во внимание мои крученые бицепсы, Риссеу отправил меня работать грузчиком в своем магазинчике. В мои обязанности входило также подносить товары оптовым покупателям, а они за скорую и аккуратную работу платили небольшими бутылочками с водой. Пока нам воды хватало, удалось даже обменять небольшие излишки на хайки и просторные белые капюшоны, без которых под палящим солнцем мы бы просто изжарились. Но случись что...
Тут я снова невольно вздохнул и в тот же момент почувствовал, как рука Кена несильно пихнула меня в бок. Вот это и угнетало больше всего — невозможность обсудить ситуацию. У низран невероятно острый слух, а их подозрительность зашкаливает за все мыслимые пределы. И если Риссеу хоть на миг заподозрит, что мы не такие уж смирившиеся с судьбой простачки — разом выставит на улицу и даже его патологическая жадность не помешает.
В ту ночь мне снилось море, и утром настроение у меня было — гаже некуда. Но я старательно скрывал его, деланно улыбаясь всем, кто попадался на пути. И только когда тащил мешки за очередным клиентом и пришлось проходить мимо тросов, удерживающих в вышине вожделенный воздушный шар, ухмыльнулся так криво, что слуга, несший самые ценные покупки, посмотрел на меня как-то особенно из своего белого кокона. Я выматерился про себя и весь остальной путь улыбался малорослым сухощавым низранам и их разномастным работникам особенно приторно.
Аккуратно поставив мешки на песок возле указанной дверки, я терпеливо ждал, и не очень удивился, когда расплатиться за работу вышел не хозяин дома, а сопровождавший его слуга. Он махнул в сторону мешков двум крепким работникам, вышедшим вместе с ним, и повернулся ко мне. Достав из недр балахона пузырек, внимательно взглянул в глаза. Я принял маленькую бутылочку, и внезапно все во мне сжалось. Там было что-то еще.
Стараясь не выглядеть суетливым, кладу пузырек в глубокий карман и еще раз, как бы невзначай, провожу по нему пальцем, проверяя, не почудилось ли. Нет. Я не ошибся. Крошечный пакетик топорщился на боку бутылочки.
Я вопросительно взглянул на слугу, недоумевая, что бы это могло означать?! Но он, якобы потеряв ко мне всякий интерес, с преувеличенным вниманием следил, чтобы все товары были аккуратно убраны в дом.
На всякий случай осторожно оглядываюсь, стараясь запомнить это жилище. Впрочем, оно ничем не отличается от нескольких десятков других обиталищ поселка низран. Вырытые в песчаном холме небольшие округлые земляночки — комнатушки соединяются между собой узкими переходами, и все это накрыто плотной, термостойкой пленкой-хамелеонкой, положенной на тонкие рейки.
Вообще-то пленка и рейки в окружающей деревеньку пустыне не растут, и где их берут низране, остается пока для нас тайной.
Не единственной, правда. Но спрашивать аборигенов про интересующие нас подробности низранского быта строжайше запрещено. А разномастные работники, попавшие сюда по сходным с нашими обстоятельствам, либо знают не больше нас, либо смертельно боятся любых расспросов.
Обычно я не очень тороплюсь возвращаться к Риссеу за новым поручением, но сегодня... Я уже сообразил, где можно рассмотреть загадочный пакетик, и нетерпение распирает меня. Протиснувшись через низенькую дверцу в первую комнатушку, которая называется — магазин и в честь этого чуть больше других, корчу хозяину жалостную гримасу и шепчу:
— Туалет, можно?
