уже не преподает, но, возможно, сумеет тебе помочь.
– А почему он не преподает?
– Не то чтобы ему запрещают, просто студенты не хотят изучать его курс.
– Я полагаю, – сказал Тревайз, стараясь, чтобы в его словах не прозвучал сарказм, – что студентов подбивают не изучать его.
– Зачем он им нужен? Он скептик. У нас такие попадаются, знаешь ли. Гордецы, противопоставляющие свой образ мыслей общепринятому, высокомерные, думают, что только они правы, а все остальные ошибаются.
– Разве не может быть так, что они действительно правы кое в чем?
– Никогда! – огрызнулась Лайзалор с такой твердой уверенностью, что стало ясно: дальше спорить – пустое дело. – Но, несмотря на весь свой скептицизм, он будет вынужден сказать тебе то же самое, что и любой компореллонец.
– И что же?
– А то, что, если ты ищешь Старейшую, ты не найдешь ее.
Пелорат задумчиво выслушал Тревайза, при этом его вытянутое серьезное лицо оставалось бесстрастным. И лишь после того, как Тревайз закончил, он сказал:
– Бэзил Дениадор? Что-то не припомню. Правда, возможно, вернувшись на корабль, я смогу найти его статьи в моей библиотеке.
– Ты уверен, что не слышал о нем? Подумай!
– Нет, не слышал. По крайней мере, сейчас вспомнить не могу, но, вообще говоря, дружочек дорогой, существуют сотни достойных уважения ученых, о которых я и слыхом не слыхивал, а если слышал, то не могу вспомнить.
– Значит, он не из разряда светил, иначе ты бы знал о нем.
– Изучение Земли…
– Лучше говорить «Старейшей», Джен. В противном случае ты сильно осложнишь себе жизнь.
– Изучение… Старейшей, – продолжил Джейнов, – неблагодарное занятие, так что первоклассные ученые, даже в области первобытной истории, не стремятся найти призвание в нем. Или, говоря другими словами, те, кто уже занимается Землей, не сделают себе такого громкого имени, чтобы равнодушный мир признал их светилами, даже если они таковы. Любой скажет, что бывают специалисты и получше меня, я уверен.
– Я бы сказала, что ты самый лучший, – нежно произнесла Блисс.
– Да, конечно, ты бы так сказала, моя дорогая, – отозвался Пелорат, мило улыбнувшись, – но ты не можешь судить обо мне как об ученом.
Судя по времени, приближалась ночь, и Тревайз чувствовал, как терпение оставляет его. Это происходило с ним всегда, когда Блисс и Пелорат начинали говорить друг другу всякие нежности.
– Я попытаюсь организовать встречу с этим Дениадором завтра, – сказал он, – но если он знает о том, что нас интересует, столько же, сколько Министр, мы не продвинемся вперед ни на йоту.
– Возможно, он направит нас к кому-нибудь, кто окажется более полезен, – предположил Пелорат.
– Сомневаюсь. Отношение этой планеты к Земле – нет, я лучше закреплю привычку – отношение этой планеты к Старейшей – глупость и суеверие. – Он отвернулся. – Но день был трудный, и нам пора подумать об ужине, если мы сможем переварить их сомнительную стряпню, и потом надо будет подумать о том, как бы немного поспать. Вы уже познакомились со здешним душем?
– Дружочек, – ответил Пелорат, – с нами обходились очень вежливо. Мы выслушали уйму всевозможных наставлений, большинство из которых нам не пригодилось.
– Послушай, Тревайз, – сказала Блисс, – а что с кораблем?
– А что?
– Компореллонское правительство конфисковало его?
– Нет, я не думаю, что они осмелятся это сделать.
– О, очень приятно. А почему?
– Потому что я убедил Министершу изменить ее планы.
– Удивительно, – сказал Пелорат. – Мне она не показалась такой уж сговорчивой дамой.
– Я не знаю, – сказала Блисс. – Из структуры ее сознания стало ясно, что Тревайз будет подходящей кандидатурой в любовники.
Тревайз ошеломленно глянул на Блисс.
– Так это ты подстроила все это, Блисс?
– Ты о чем, Тревайз?
– Я имею в виду вмешательство в ее…
– Я не вмешивалась, Однако, когда я заметила, что ее влечет к тебе, я не могла удержаться, чтобы не снять кое-какие психологические барьеры. Они рухнули бы в любом случае, но мне показалось важным увериться в том, что она исполнена добрых чувств к тебе.
– Добрых чувств? Более чем исполнена! Она смягчилась, да, но уже потом, после того, как…
