двери – «проходи, дублер, не робей!». А во-вторых, в зале уже сидели и Костик, и Тимка, и Степа, и, конечно, Захар.
– Меня Людмила Васильевна пригласила, – сказал Лукашкин важно, – без тебя, говорит, и просмотр не начнем.
Тут прошел мимо них Егор Андреевич, они наперебой поздоровались.
– А что же ты стоишь? – хитро посмотрел на Ромку режиссер. – Садись, садись, искатель приключений и ловец крабов. Сейчас тебя будем смотреть. Начали, начали, товарищи! – громко сказал он в зал.
Администратор отчаянно загремел железным засовом, закрывая дверь, и в зале погас свет.
Оксана в темноте нашла Ромкину руку и потащила мальчика за собой между кресел на самые центральные места.
– Лучше видно будет, – сказала шепотом.
На экране появился двор Телятниковых, знакомая терраса, лодка и разбросанное по земле белье. Володя, наклонившись, собирал белье, и в кадр входила Оксана. Она была там, на экране, еще лучше, еще обаятельнее, еще красивее.
Еще и еще раз там, во дворе, собирал белье Володя и входила Оксана. Потом, тоже много раз, уже одна, и крупным планом, Оксана заразительно смеялась и подавала поднятые носки в сторону, за рамку экрана. За этим кадром шел другой: теперь уже Володя был один, он брал носки из-за кадра и поднимался, растерянный и обалдевший.
Ромка покосился вправо. Ну, сколько можно смотреть одно и то же?
А в зале работали.
– Видишь, Вовка, – говорил громко режиссер, – какой ты в этом кадре злой-презлой…
– А грим слабоват, братцы, – слышался голос оператора. – Валентина Федоровна, придется переходить на одиннадцатый тон…
– Не уверена, – отвечал спокойный женский голос.
– А вы попробуйте…
– Попробовать, конечно, попробуем… а все-таки не в гриме дело…
– Боже! – вдруг пугался кто-то. – Она же не в тех тапочках!
– Халтура! – возмущенно говорил режиссер. – Второй план меня не устраивает… просто ни к черту не годится… Этот план будем переснимать…
Ромка не понимал, о чем они все говорят, да он и не видал, что делается на экране. Он видел только один профиль и чувствовал локтем ее локоть.
Это было так неожиданно, так тревожно, он боялся даже пошевелиться. «Что же это?» – думал он. Ведь сидел он так рядом с девчонками из своего класса, и тоже в кино, и в этом же зале. И так же рядом были локти. А все равно ничего такого не было.
Вдруг все ахнули.
Оксана обернулась к Ромке:
– Ты смотри, смотри, это же ты…
Ромка, ничего не понимая, смотрел на экран. Там, оттолкнувшись от рубки фелюги, взлетело в воздух мальчишеское тело, неуклюже перевернулось и грохнулось в воду.
Киношники засмеялись.
– Вот так приземлился!
– Не расшибся, Володя?
И тогда почему-то возмутилась Оксана, привстала, обернулась, крикнула в темноту зала:
– Да не Вовка это! Совсем не Вовка! Это Марченко! Ромка Марченко!
Ромка потянул ее вниз, нашла тоже время, когда говорить, выбрала момент похвастать.
Но тут, на экране, то же упругое легкое тело мелькнуло в воздухе, перевернулось, легко и четко вошло в воду.
– Это да! – пронеслось по залу. – Вот это прыжок!
Ромка смотрел на экран, и горечь обиды закрадывалась в сердце. Еще и еще раз видел Ромка, как кто- то, ловкий и стройный, уходил в воду. Хорошо, красиво нырял. Только не мог он понять: он это прыгал или нет? Просто не успевал рассмотреть – так быстро, стремительно проносился он на экране. Тем более когда повернулись на солнце. Четкий силуэт уходил в море, в сплошное сияние солнечных бликов.
Если склеить этот кадр с тем, где начнет прыгать другой человек, любой, хоть Володя, хоть сам Егор Андреевич, то никто потом не поверит, что прыгал он, Ромка Марченко, «Так и надо, – сказал он сам себе, – не надо было соглашаться».
Экран резко потух, и вспыхнули люстры в зале.
– А… вот он, герой, – заговорили киношники, – смотри, какой молодец… спортивный парень! Хорошо поработал.
И еще что-то хорошее говорили о нем взрослые, но он не слышал, он не хотел слышать. Ромка поднялся и, не обращая ни на кого внимания, пошел к выходу.
У дверей столкнулся с Егором Андреевичем, и они вместе вышли на улицу.
