— Любви.
— Что вы хотите? — спросила Василия.
— Информация. Меня вызвали на Аврору, этот мир Утренней Зари, разобраться в событии, которое, похоже, не имеет никакого объяснения, события, в котором ложно обвинен доктор Фастольф, что, возможно, будет иметь ужасные последствия для моей планеты и для меня лично. Дэниел и Жискар прекрасно понимают эту ситуацию и знают, что только Первый Закон во всей его полноте и при немедленном его применении может взять верх над моими усилиями раскрыть эту тайну. Поскольку они слышали мои слова относительно вашего возможного соучастия в деле, они понимают, что не должны допустить прекращения интервью. Поэтому я снова говорю вам: не провоцируйте действия, которые они вынуждены будут произвести, если вы откажетесь отвечать на мои вопросы. Я обвинил вас в пособничестве в убийстве Джандера Пэнела. Вы отрицаете это обвинение или нет? Вы должны ответить.
— Я отвечу. Я не боюсь! Убийство? Выведение робота из строя — это убийство? Так вот, я отрицаю ваше обвинение в убийстве или в чем другом! Я не давала Гремионису информации по роботехнике для того, чтобы он покончил с Джандером. Для этого у меня недостаточно знаний, и я подозреваю, что ни у кого в Институте нет достаточных знаний.
— Я не знаю, хватает ли у вас или у кого-то в Институте знаний, чтобы помочь совершить преступление. Однако мы можем поговорить о мотиве. Во-первых, у вас могли быть нежные чувства к Гремионису, хотя вы и оттолкнули его предложение. Вам должна была льстить его настойчивость, и вы могли пожелать оказать ему помощь, чтобы он был вам благодарен и без осуществления каких-либо его сексуальных требований.
— По-вашему, он пришел и сказал: «Дорогая Василия, я хочу уничтожить робота. Скажи мне, как это сделать, и я буду страшно тебе благодарен», а я ответила: «Конечно, дорогой, я счастлива помочь вам совершить преступление». Абсурд! Никто, кроме землянина, ничего не знающего об аврорцах, не поверит, чтобы такое могло случиться. Это мог придумать только особо глупый землянин.
— Возможно, но следует рассмотреть все мотивы. Примем на минуту второй мотив. Не ревновали ли вы Гремиониса, когда он переключился в своих чувствах, и не могли ли помочь ему не из абстрактной симпатии, а из конкретного желания вернуть его?
— Ревность? Это земная эмоция. Если я не желаю Гремиониса для себя, какое мне дело до того, предлагает ли он себя другой женщине, и принимает ли та его предложение?
— Я слышал, на Авроре не знают сексуальной ревности, и я склонен думать, что в теории это так и есть, но теории редко применяются на практике, и исключения, конечно, бывают. Больше того, ревность — часто чувство необъяснимое и простой логикой не изгоняется. Но пока мы оставим это. Третий мотив — вы могли ревновать к Глэдии и желать повредить ей.
— Я видела ее только по гиперволновой программе, когда она приехала на Аврору. Тот факт, что люди говорили о ее сходстве со мной, меня не беспокоил.
— Но вас могло беспокоить, что она находится под покровительством доктора Фастольфа, его любимица, почти дочь, как раньше были вы. Она заменила вас.
— Она рада этому, а мне все равно.
— Даже если они любовники?
Василия смотрела на Бейли со все возрастающей злостью, на лбу ее выступил пот:
— Обсуждать это нет надобности. Вы спрашивали, отрицаю ли я ваше обвинение, — я отрицаю его. Я сказала, что у меня нет достаточных знаний и нет мотива. Можете раззвонить это на всю Аврору. Расскажите о своих дурацких попытках приписать мне мотив. Уверяйте, если хотите, что у меня есть знания, чтобы совершить такое. Вы абсолютно ничего не добьетесь.
Хотя она дрожала от злости, Бейли казалось, что в голосе ее была убежденность. Она не боялась обвинения.
Она согласилась увидеться с ним, потому что он напал на след чего-то, чего она боялась, и, возможно, боялась отчаянно. Но этого обвинения она не боялась. Может, он ошибся?
Взволнованно и без всякой уверенности Бейли произнес:
— Допустим, что я принимаю ваше утверждение, доктор Василия. Скажем, я согласен, что мое подозрение в вашем соучастии в этом роботоубийстве ошибочно. Но это не значит, что вы не можете помочь мне.
— С какой стати я буду помогать вам?
— Из человеческой порядочности. Доктор Фастольф уверяет, что он не уничтожал собственного робота Джандера. Вы знаете доктора Фастольфа лучше, чем кто-либо другой. Вы несколько лет были ему близки, сперва как его ребенок, затем как подрастающая дочь. Вы видели его таким, каким его никто не видел. Каковы бы ни были ваши чувства к нему теперь, они не могут изменить прошлое. Зная его, вы можете засвидетельствовать, что по своему характеру он не способен повредить роботу, тем более такому, который является его высшим достижением. Пожелаете ли вы дать такое свидетельство открыто, перед всем миром? Это очень помогло бы делу.
Лицо Василии стало жестким:
— Поймите меня. Я не желаю впутываться в это.
— Но вы должны!
— Почему?
— Разве вы ничем не обязаны доктору Фастольфу? Он же ваш отец. Пусть это слово для вас ничего не значит, но это биологическая связь. Кроме того, он заботился о вас, воспитывал много лет. За это вы ему должны чем-то отплатить.
Василия вздрогнула. У нее стучали зубы. Она пыталась говорить, но не смогла.
Наконец, сделав несколько глубоких вдохов, она сказала:
— Жискар, ты слышишь все это?
Жискар склонил голову:
— Да, Маленькая Мисс.
— И ты, человекоподобный… Дэниел?
— Да, доктор Василия.
— Вы оба знаете, что землянин настаивает на моем свидетельстве в пользу доктора Фастольфа?
Оба робота кивнули.
— Тогда я скажу — против своей воли и по злости. Именно потому, что я должна этому моему отцу какой-то минимум уважения за его гены и за мое воспитание вопреки обычаям, я не стану свидетельствовать. Но я хочу, чтобы вы выслушали меня, землянин. Доктор Хен Фастольф, чьи гены я унаследовала, заботился обо мне не как об отдельном человеческом существе. Я была для него не больше, чем эксперимент, феномен для наблюдений. Доктора Фастольфа интересовало только одно: функции человеческого мозга. Он хотел свести их к уравнениям, к графикам, объяснить не исследованные до того явления и, таким образом, создать основанную на математике науку о поведении человека, которая позволит ему предсказать человеческое будущее. Он назвал эту науку «психоисторией». Если вы разговаривали с ним хотя бы час, я уверена, что он упомянул об этом. Это его мания.
Василия внимательно посмотрела в лицо Бейли и с торжеством воскликнула:
— Я права! Он говорил вам об этом. Затем он должен был сказать вам, что интересуется роботами лишь постольку, поскольку они могут подвести его к овладению тайнами человеческого мозга, тем более — человекоподобные роботы. Это он тоже вам говорил. Основная теория создания человекоподобных роботов, я уверена, выведена им из попыток понять человеческий мозг, и он цепляется за эту теорию, никого в нее не посвящая, потому что он хочет сам в одиночку решить проблему человеческого мозга за те примерно два столетия, которые ему еще остаются. Этому подчинено все. В числе условий решения этой проблемы была и я.
Бейли, пытаясь устоять против этого потока ярости, тихо спросил:
— В каком смысле он включал в это вас, доктор Василия?
— Когда я родилась, меня должны были поместить вместе с другими к профессионалам, которые хорошо умеют ухаживать за детьми. Я не должна была оставаться у неспециалиста, пусть он отец и ученый. Доктору Фастольфу не должны были разрешать воспитывать ребенка таким методом. Никому другому и не
