храбрость, он не знает страха перед болью и смертью, потому что для него нет ни боли, ни смерти. Но зато не может оригинально мыслить, у него не может быть непредсказуемого взлета интуиции. Стоили ли эти дарования той цены, которую человечество платит за них? В данный момент Бейли не мог сказать. Он знал, что как только избавится от этого ужаса, он признает: за то, чтобы быть человеком, никакая цена не высока. Но сейчас он ничего не испытывал, кроме сердцебиения и подавленности воли, и думал только: «Можно ли считать себя человеком, если не можешь преодолеть этот глубоко сидящий ужас, эту страшную агорафобию?». Однако, он был на открытом пространстве больше двух дней и чувствовал себя почти совсем нормально. Но страх не был побежден, теперь Бейли это знал. Он подавлял его, думая о других вещах, но гроза пересиливала интенсивность возникновения мыслей.
Он не мог допустить этого. Если все погибнет — мысль, гордость, воля — он обречен на позор. Он не мог показать слабость перед безличным, высокомерным взглядом роботов. Это позор — не пересилить страх. Он чувствовал руку Дэниела на своей талии, и стыд предупреждал, чтобы он не делал того, что больше всего хотел — повернуться и спрятать лицо на груди робота. Может, он и не удержался бы, будь Дэниел человеком.
Он, видимо, потерял всякий контакт с реальностью, потому что вдруг услышал голос Дэниела, донесшийся как он издалека и звучавший почти панически:
— Коллега Илайдж, вы слышите меня?
Голос Жискара — тоже издалека — сказал:
— Нам придется его нести.
— Нет, — пробормотал Бейли, — я сам пойду.
Видимо, они не слышали, а может, он и не сказал этого, а только подумал. Его подняли. Левая рука его беспомощно болталась, и он старался поднять ее, оттолкнуться и снова встать на ноги, но его старания ни к чему не привели. Но вот он снова в машине, заклиненный между Дэниелом и Жискаром. Над ним струится теплый воздух.
— Простите, что моя поверхность мокрая, — сказал Жискар. — Я быстро высохну. Мы подождем здесь некоторое время, пока вы придете в себя.
Бейли облегченно вздохнул: он был уютно отгорожен от внешней среды. «Дайте мне мой Город, — подумал он. — Пропадай вся Вселенная, пусть космониты колонизируют ее. Мне нужна только Земля». Но, думая так, он сам не верил себе. Надо было занять мозг делом.
— Дэниел, — слабо заговорил он, — как вы считаете, правильно ли Амадейро оценил ситуацию, когда сказал, что Председатель предложит закончить расследование, или выдавал желаемое за действительное?
— Возможно, коллега Илайдж, что Председатель действительно допросит доктора Фастольфа и Амадейро по этому делу. Стандартная процедура — дискуссия на эту тему. Прецедентов было много.
— Но зачем? Если доводы Амадейро так убедительны, почему бы Председателю просто не приказать прекратить следствие?
— Председатель в трудном положении как политик. Он сначала согласился на требование доктора Фастольфа привезти вас на Аврору и теперь не может так быстро переиграть, чтобы не показать себя слабым и нерешительным и не вызвать раздражения доктора Фастольфа, который все еще является влиятельной фигурой в Совете.
— Тогда почему же он не откажет Амадейро в его просьбе?
— Доктор Амадейро тоже влиятельное лицо, и похоже, что его влияние растет. Председатель может выиграть время, выслушивая обе стороны и создавая хотя бы видимость обсуждения перед тем, как вынести решение.
— На чем основанное?
— На сущности дела, я полагаю.
— Значит, завтра утром я должен иметь что-то, что убедит Председателя встать на сторону Фастольфа. Если я это сделаю, будет ли это означать победу?
— Председатель не всемогущ, но влияние его велико. Если он решительно примет сторону доктора Фастольфа, то при теперешних политических обстоятельствах доктор Фастольф, вероятно, получит поддержку Совета.
Бейли обнаружил, что снова начал ясно мыслить:
— Это объясняет попытку Амадейро задержать нас. Он рассудил, что мне нечего предложить Председателю, и не хотел, чтобы я узнал хоть что-нибудь за оставшееся время.
— Похоже на то, коллега Илайдж.
— И он отпустил меня, когда подумал, что меня все равно задержит гроза.
— Наверное, так.
— В таком случае, мы не можем позволить грозе задержать нас.
Жискар спокойно сказал:
— Куда вас отвезти, сэр?
— В дом доктора Фастольфа.
— Можно еще на минутку задержаться? — спросил Дэниел. — Вы намерены сказать доктору Фастольфу, что не можете продолжать расследование?
— С чего вы взяли? — резко сказал Бейли.
Он явно оправился, потому что его голос стал громким и сердитым.
— Просто, я боюсь, не забыли ли вы на минуту, что доктор Амадейро требовал от вас ради благополучия Земли именно этого.
— Я не забыл, — угрюмо ответил Бейли, — и я удивляюсь, Дэниел, как вы могли подумать, что это может повлиять на меня. И Фастольф должен быть реабилитирован, и Земля должна послать своих посланцев в галактику.
— Но в таком случае, зачем возвращаться к доктору Фастольфу? Мне кажется, сейчас нам нечего сообщить ему. Нет ли направления, в котором мы могли бы продолжать расследование до доклада доктору Фастольфу?
Бейли сказал своим обычным голосом:
— Я удовлетворен достигнутым, Дэниел. Поехали, Жискар, к дому Фастольфа.
Затем он добавил, сжав кулаки и весь напрягшись:
— И просветлите окна, Жискар. Я хочу смотреть грозе в лицо.
Бейли задержал дыхание, готовясь увидеть сверкающие молнии. Маленький салон машины больше не будет полностью закрытым.
Как только окна стали прозрачными, сверкнула молния, а через одну—две секунды загрохотал гром.
— Гроза скоро пойдет на убыль, — миролюбиво сказал Дэниел.
— Мне все равно, пройдет она или нет, сказал Бейли.
Губы его дрожали:
— Поехали.
Он старался, ради себя самого, поддерживать иллюзию человека, командующего роботами.
Машина слегка поднялась в воздух и тут же накренилась, так что Бейли навалился на Жискара.
— Выпрямите машину, Жискар! — крикнул Бейли.
Дэниел обнял Бейли за плечи и мягко притянул обратно, держась другой рукой за скобу на корпусе машины.
— Этого нельзя сделать, — сказал он. — Очень сильный ветер.
Волосы Бейли стали дыбом.
— Вы хотите сказать, что мы можем упасть?
— Нет, ни в коем случае. Ветер раскачивает машину, но она под контролем Жискара.
— Что-то непохоже!
Бейли почти всхлипнул, представив себе, как ветер кружит вокруг машины, как отрезает ей путь через защитную атмосферу.
— Нет лучшего водителя, чем Жискар, — продолжал Дэниел. — Но ветер очень силен, поэтому
