пышная трава. Пелорат остановился и застыл. Он стоял спиной к освещенным окнам здания, из которого они только что вышли, и фонарям, очерчивающим границы городка. Он смотрел вверх.
— Как прекрасно! — воскликнул он. — Есть фраза в знаменитом стихотворении одного из наших великих поэтов: «Звезд сонмом свод сейшельский испещрен».
Тревиц с должным уважением взглянул на небо и негромко сказал:
— Мы ведь с Терминуса, Эс-Ка, и мой друг никогда не видел другого неба. На Терминусе видна лишь тусклая дымка Галактики и несколько еле заметных звездочек. Вы бы еще больше ценили ваше небо, если бы пожили под нашим.
— Уверяю вас, мы его ценим, — серьезно возразил Квинтесец. — В нашем небе распределение звезд необычайно равномерно. Думаю, нигде в Галактике не найти столь равномерно распределенных звезд первой величины. Я видел небеса на планетах во внешних частях шаровых скоплений, там ярких звезд слишком много. Это портит темноту ночного неба и значительно уменьшает его великолепие.
— Полностью согласен в этом с вами, — сказал Тревиц.
— Посмотрите, — сказал Квинтесец, — видите почти правильный пятиугольник из звезд приблизительно одинаковой яркости? Мы называем это созвездие «Пять сестер». Вон там, прямо над линией деревьев. Видите?
— Я вижу, — сказал Тревиц. — Очень красиво.
— Да, — сказал Квинтесец. — Считается, что оно символизирует успех в любви, и ни одно любовное письмо не обходится без пятиугольника из точек в конце, означающего желание любви. Каждая из пяти звезд соответствует определенной стадии ухаживания, и есть знаменитые поэмы, которые соперничают в эротичности описания каждой стадии. В молодости я сам пытался сочинять стихи на эту тему и не мог себе представить, что настанет время, когда я стану безразличен к Пяти Сестрам. Хотя это судьба каждого человека… Видите тусклую звездочку чуть выше центра Пяти Сестер?
— Да.
— Предполагается, что она обозначает неразделенную любовь. Есть легенда, что эта звезда была такой же яркой, как остальные, но угасла от горя. — И Квинтесец решительно пошел дальше.
Обед, признался себе Тревиц, оказался приятным. Блюда были разнообразны, а соусы и приправы одновременно остры и нежны. Тревиц спросил:
— Все эти вкусные овощи описаны в галактических поваренных книгах, Эс- Ка?
— Да, конечно.
— Я думаю, есть и местные формы?
— Планета Сейшелы уже была кислородным миром, когда прибыли первые люди, и жизнь на ней была. И мы кое-что сберегли, не сомневайтесь. У нас есть обширные естественные парки, в которых сохранились флора и фауна старых Сейшел.
— В этом вы впереди нас, — грустно заметил Пелорат. — На Терминусе и так было мало жизни, когда прибыли первые люди. И, боюсь долгое время никто не пытался сохранить морскую жизнь, создавшую кислородную атмосферу Терминуса. Теперь на Терминусе экология чисто галактического характера.
— Сейшелы, — сказал Квинтесец, улыбаясь со скромной гордостью, — имеют летописи за долгий период, из них видно бережное отношение к жизни.
В этот момент Тревиц сказал:
— Когда мы вышли из вашего кабинета, Эс-Ка, вы собирались накормить нас, а потом рассказать о Гее.
Жена Квинтесеца, пухленькая и совсем темнокожая приветливая женщина, которая мало говорила во время еды, изумленно посмотрела, встала и без единого слова вышла из комнаты.
— Боюсь, что моя жена, — озабоченно сказал Квинтесец, — очень консервативна. Она недовольна упоминанием этой планеты. Пожалуйста извините ее. Но почему вас это интересует?
— Это нужно для работы Я-Пе.
— Но почему вы спрашиваете об этом у меня? Мы обсуждали Землю, роботов, основание Сейшел. Какое отношение к этому имеет то, о чем вы спрашиваете?
— Может, и никакого, и все же с этим вопросом связано много странного. Почему ваша жена так недовольна упоминанием о Гее? Почему недовольны вы? Некоторые говорят об этом свободно. Только сегодня нам сказали, что Гея — это сама Земля. И что она исчезла в гиперпространстве из-за зла, содеянного людьми.
Лицо Квинтесеца мучительно скривилось.
— Кто вам наплел эту чепуху?
— Одна особа, которую мы встретили здесь, в Университете.
— Это выдумки!
— Разве это не часть догмы Исхода?
Квинтесец откинулся на спинку стула и посмотрел на остатки еды в своей тарелке.
— Идемте в гостиную, — сказал он. — Моя жена не станет убирать со стола, пока мы здесь обсуждаем… это.
— Вы уверены, что это только легенда? — спросил Тревиц, когда они уселись в другой комнате перед окном, расположенным высоко и наклоненным внутрь, чтобы дать хороший обзор замечательного сейшельского неба. Свет в комнате был приглушен, и лицо Квинтесеца казалось темным пятном.
— А разве вы можете поверить, — сказал он, — что какая-то планета растворится в гиперпространстве? Вы же понимаете, что обычный человек весьма смутно представляет себе, что такое гиперпространство.
— По правде говоря, — сказал Тревиц, — я и сам смутно представляю себе, что такое гиперпространство, хотя проходил через него сотни раз.
— Тогда поговорим о реальных вещах. Я уверяю вас, что Земля, где бы она ни была, находится не в Сейшельском Союзе, и что планета, которой вы интересуетесь, не Земля.
— Но даже, если вы не знаете, где находится Земля, Эс-Ка, вы должны знать, где находится планета, о которой я спросил. Уж она-то в Сейшельском Союзе, в этом мы уверены, а, Янов?
Пелорат, флегматично слушавший, вздрогнул при неожиданном обращении к нему, и сказал:
— Если на то пошло, Голан, я знаю, где она находится.
Тревиц резко повернулся к Пелорату.
— С каких это пор, Янов?
— С сегодняшнего вечера, мой дорогой Голан, По дорогое из вашего кабинета, Эс-Ка, к вам домой, вы показали нам Пять Сестер и тусклую звезду в центре пятиугольника. Я утверждаю, что это — Гея.
Квинтесец медлил, на его скрытом в тени лице ничего, нельзя было прочесть. Наконец он произнес:
— Да. Так говорят нам наши астрономы — в частных беседах. Это планета, которая обращается вокруг той звезды.
Тревиц вопросительно взглянул на Пелората, но лицо профессора было непроницаемо. Тогда Тревиц повернулся к Квинтесецу.
