приходилось драться. Не то чтобы он любил это занятие, но, во всяком случае, не боялся. Он и умел кое- что, так как два года занимался самбо в спортивном клубе армии, потом брал уроки карате у ученика известного в те годы мастера Алексея Штурмина. Полученные скромные навыки иногда приходилось применять, так как поводов для драк в его молодости было хоть отбавляй. Идёшь чужим двором — вот и повод, потанцевал с понравившейся девчонкой — ещё повод, да и просто скучно стало добрым молодцам из соседнего ПТУ — самый главный повод. Это сейчас, как казалось Шажкову, без дела не пристанут. Поэтому осторожность его в последние годы притупилась, и у Вали не сработал инстинкт самосохранения, когда они с Леной, выйдя из кафе, решили пойти обратно той же самой, тёмной, но теперь абсолютно пустынной аллеей. Лишь когда их окликнули сзади, он вдруг остро почувствовал близкую опасность.
— Не обращай внимания, идём, как идём, — сказал он Лене и, приобняв её, чуть ускорил шаг.
— Молодые люди, — послышался уже ближе нагловатый голос, — ну просят же помочь.
— Сейчас из парка выйдем и поможем, — крикнул им через плечо Шажков, — нас там ждут.
— До выхода далеко ещё, — тихо проговорила Лена в такт быстрому дыханию, — если налево через поляну пойти, быстрее выйдем.
— Хорошо. Если что, по моей команде побежишь туда.
— Может быть, им действительно нужна помощь? К парню, если он с девушкой, ведь обычно не пристают.
— Это у вас в деревне не пристают, — сказал Валентин, наблюдая боковым зрением, как справа между деревьями мелькает тёмная фигура. — Так, стоп! А вот и спереди кто-то маячит. Обошли!
Шажков, не останавливаясь, скомандовал: «Налево», сжал руку Лены и крикнул ей в ухо: «Беги, что есть силы, не оглядывайся, а я за тобой» — и подтолкнул её в спину.
Лена побежала, выкидывая ноги из глубокого снега.
— Быстрее, — крикнул ей Валентин и побежал следом, но, почувствовав близкое дыхание сзади, резко тормознул, нагнулся, и тут же сильный толчок свалил его на снег. Уже падая, услышал впереди крик Лены.
Преследовавший его тоже упал. Они вскочили одновременно. Шажков увидел перед собой высокого парня со стёртым, незапоминающимся лицом, на котором выделялись только холодные глаза, от равнодушного и по-волчьи расчётливого взгляда которых у Шажкова засосало в животе, потому как взгляд этот не оставлял ни единого шанса на компромисс. Валентин, приняв защитную стойку, стал спиной отступать, продвигаясь в направлении, откуда донёсся крик Лены. Он проломился спиной сквозь кусты и оказался на свободном заснеженном пространстве. Метрах в пятидесяти проходила тускло освещённая улица, по которой проезжал легковой автомобиль и, наверное, ходили в этот не совсем поздний ещё час люди.
Спереди раздался хриплый голос: «Стой! Стой, а то убью бабу!»
Шажков остановился, успокаивающе подняв руки, и через плечо сумел разглядеть Лену, прижатую маленького роста мужичком к одинокой берёзе. Её левая рука была вывернута кверху, как у преступника, задержанного милиционером.
Преследовавший Валентина парень тоже остановился, быстро оценил ситуацию и отрывисто захохотал, как закашлял.
— Молодец, Мелкий! — крикнул он тому, кто держал Лену. — Твоя добыча, заслужил.
Из кустов с разных сторон выбежали ещё двое парней — один крепкий, квадратный, другой с виду пожиже. Они молча обошли Шажкова так, что тот оказался в центре треугольника, и закурили.
— Ты чего убежал, сука? — равнодушным голосом обратился к Валентину его преследователь, — судя по всему, он был главным в этой шайке. — Тебя о помощи просили, а ты убежал.
— Я сказал, выйдем из парка и поможем, — ответил Шажков, пытаясь потянуть время и продумать следующее движение.
— Мы теперь и без тебя управимся. У нас тут девственник есть, надо лишить его невинности. Понял? Будешь мешать — пожалеешь.
Сказав это, «главный» мотнул головой в сторону «квадратного»: «Чего стоишь, помоги Мелкому. Только не лезь первый, сначала пусть он».
Парень двинулся к берёзе, но Шажков рванулся на перехват, и тот остановился, выжидая.
— Ну что ж, сам захотел, — спокойным голосом произнёс «главный», бросил окурок и вдруг неуловимым движением сблизился с Шажковым.
— Бабу держи крепче, — на секунду отвлёкшись, крикнул он маленькому.
В эту секунду Шажков дёрнулся в сторону, пытаясь увести врагов (так он теперь называл их про себя) от Лены, но из треугольника вырваться не сумел. Отмахиваясь от двоих самых здоровых, не заметил, как третий, который пожиже, зашёл ему за спину и присел сзади, а потом Валя пропустил резкий толчок в плечо, сваливший его через чужую спину на снег. Ещё не коснувшись земли плечами, стал поворачиваться, чтобы приземлиться на четвереньки и быстро вскочить, но почувствовал удар в голову, и что-то оборвалось в голове. На секунду он перестал видеть окружающее. Голова стала горячей, всё внутри запульсировало, а во рту появился привкус железа. Через секунду увидел близко сапог с чёрной рифлёной подошвой, увернулся сначала головой, а потом откатился и телом, перевернулся — сел — вскочил. Враги, не суетясь, но и не теряя времени, снова окружили его. Метрах в десяти за спиной «квадратного» маленький по- прежнему держал Лену, вывернув ей руку и прижав щекой к стволу берёзы. Видно было, как Лена, морщась от боли, пыталась вырваться в молчаливой борьбе, при этом они оба смотрели на Валентина в кругу троих врагов.
У Шажкова была одна мысль — прорвать круг, добраться до Лены и освободить её. Чтобы могла убежать. Вокруг не было никого, кто мог бы помочь. Дорога далеко, кричи — не услышат. Вроде за кустами невдалеке сначала послышались мужские голоса, но они затихли, как только началась потасовка. Шажков уже не чувствовал страха. Не чувствовал он и ненависти. Перед ним стояла задача — добраться до Лены, сейчас, немедленно, одним движением, пока он стоит на ногах. И он сделал это отчаянное движение, на мгновение опередив «главного», который снова выкинул вперед руку, чтобы толкнуть его, но промахнулся, чиркнув по плечу, так как Шажков уже летел вперёд к «квадратному», поймав устойчивость на левой ноге, а в правую вложив какой только мог силы удар. Удар получился тяжёлым и пришёлся врагу ниже пояса. Тот крякнул, стал приседать, и Валентин, оттолкнув руками безразмерный его лоб, который оказался на высоте Валиного живота, попытался побежать дальше, но споткнулся об обмякшее тело и упал на четвереньки.
И тут он услышал крик Лены: «Валя!», увидел, как она дёрнулась и уже почти вырвалась. Ещё увидел её серые глаза — близко-близко. Они смотрели ему за спину, и Валентин сам почувствовал жар дыхания в шею, рванулся влево, потом ещё раз. Однако не успел и принял удар в правый бок, который, казалось, вошёл вглубь тела, разливая вокруг тупую боль и отзываясь страхом. Сапог снова приближался, и Шажков опять попытался сделать движение влево. Ему, как клещами, зажали ноги. Ленин голос звучал в голове, то превращаясь почти в визг, то звуча, как песня.
Вдруг в его жизнь ворвался хриплый торопливый голос:
— Мужики, я порезал её, я порезал её. Валим отсюда!
И он отдавался эхом:
— Мужики, я порезал её, я порезал её. Валим отсюда!
— Мужики, я порезал её, я порезал её. Валим отсюда!
Шажков почувствовал, что его ноги освободились, и радость забилось в сердце — испугались, испугались. Он вскочил, но его качнуло и снова бросило на четвереньки, а потом набок. Снова вскочил, отплёвываясь снегом, и в секунду, как ему показалось, оказался рядом с Леной. Она стояла, обняв ствол берёзы, и не видела Валентина. Её глаза в эти секунды смотрели внутрь, её органы чувств, казалось, отключились от окружавшей действительности и только смотрели в себя, ощупывали, прослушивали, простукивали.
До Валентина медленно доходил ужас услышанных слов: «я порезал её». Мозг отбрасывал, не хотел понимать смысла сказанного, но не видящие Валентина, не интересующиеся им, повёрнутые в себя глаза Лены не оставляли сомнений в истинности и серьёзности происходящего Ужас уже был здесь. Он мертвенной плёнкой обернул тело, не давая двигаться, прессом сжал душу, лишив воли, опустошил голову, оставив её без единой мысли о том, что нужно делать.
