то был друг, тоже житель Сообщества. Его предки были с Компореллона, и он уверял меня, что на Компореллоне известно многое из истории Древнейшей.
— Да? А он тебе что-нибудь рассказал?
— Рассказал, — честно ответил Тревиц, — он сказал, что Древнейшая — мертвая планета, сплошь радиоактивная. Он не знал почему, но предположил, что вследствие ядерных взрывов. Во время войны, вероятно.
— Нет! — резко воскликнула Лизалор.
— Нет? Не было войны? Или Древнейшая не радиоактивна?
— Радиоактивна, но войны там не было.
— А откуда взялась радиоактивность? Ее не могло быть с самого начала, поскольку на планете развилась человеческая жизнь.
Казалось, Лизалор пребывала в нерешительности. Она стояла неподвижно. Потом глубоко, почти судорожно вздохнула и сказала:
— Это было наказание. На этой планете использовали роботов. Ты знаешь, что такое робот?
— Да.
— У них были роботы, и за это их наказали. Все планеты, на которых были роботы, наказаны и больше не существуют.
— Кто их наказал, Мица?
— Тот, Кто Наказывает. Силы истории. Не знаю. — Она отвернулась. Потом добавила: — Спроси кого-нибудь другого.
— Я бы хотел, но кого? На Компореллоне есть античные историки?
— Есть. Большинство компореллонцев их не любит, но Сообщество настаивает, как там говорят, на интеллектуальной свободе.
— По-моему, это неплохо.
— Все, что навязывается извне, плохо.
Тревиц пожал плечами. Ни к чему было затевать спор. Он сказал:
— Мой товарищ, доктор Пелорат, сам в некотором роде античный историк. Я уверен, что он охотно встретится со своими компореллонскими коллегами. Ты это можешь устроить, Лизалор?
Она кивнула.
— Здесь, в городе, при Университете подвизается историк Вазиль Дениадор. Он не проводит занятий со студентами, но, может быть, расскажет вам то, что вы хотите узнать.
— А почему он не проводит занятий?
— Ему никто не запрещает. Просто студенты не выбирают его курс.
— Я догадываюсь, — Тревиц старался говорить без сарказма, что студентам не рекомендуют его выбирать.
— А зачем им его выбирать? Он скептик. Есть у нас такие. Знаешь, всегда находятся люди, которые настраивают общество против себя, у которых хватает наглости считать, что только они правы, а большинство людей ошибается.
— Разве это невозможно на самом деле?
— Никогда, — огрызнулась Лизалор, и голос ее был так тверд, что стало ясно: обсуждать этот вопрос не имело смысла. — Но при всем его скептицизме он сможет сказать вам только то, что смог бы сказать любой компореллонец.
— Что именно?
— А то именно, что Древнейшую вам не найти.
В отдельной квартире, где поселили путешественников, Пелорат задумчиво слушал Тревица. На его лице ничего не отражалось. Он спросил:
— Вазиль Дениадор? Не помню этого имени, но, возможно, на корабле, в своей библиотеке, я найду его статьи.
— Вы уверены, что не слышали о нем? Подумайте! — сказал Тревиц.
— Нет, не помню, — осторожно ответил Пелорат, — но, в конце концов, мой дорогой мальчик, должно быть, существуют сотни достойных ученых, о которых я не слышал или слышал, но не могу вспомнить.
— И все-таки он не из самых известных, иначе вы бы о нем слышали.
— Изучение Земли…
— Приучайтесь говорить 'Древнейшая', Янов, иначе будут осложнения.
— Изучение Древнейшей, — сказал Пелорат, — не очень поощряемая ниша в коридорах исследований, и талантливые ученые, даже в области античной истории, не склонны им заниматься. Или, можно сказать, те, кто изучает Древнейшую, не составят себе имени. Незаинтересованный мир не сделает их известными, даже если они того заслуживают… Я, например, ни для кого не являюсь талантливым, я уверен.
— Для меня, Пел, — нежно сказала Блисс.
— Да, конечно, для тебя, дорогая, — улыбаясь, сказал Пелорат. — Но ты судишь меня не по таланту ученого.
Был уже поздний вечер, и Тревиц начал слегка раздражаться, как всегда, когда Блисс и Пелорат обменивались комплиментами.
— Я постараюсь, — сказал он, — организовать встречу с этим Дениадором завтра, но если он знает не больше Министра, мы ненамного продвинемся.
— Может быть, он сможет направить нас к кому-то более сведущему? — спросил Пелорат.
— Сомневаюсь. Отношение этой планеты к Земле… Но лучше мне тоже попрактиковаться и использовать иносказание… Отношение компореллонцев к Древнейшей глупо и суеверно. — Он помолчал. — День был тяжелый, надо нам подумать о вечерней трапезе — если мы вынесем их безвкусную стряпню, — а потом о ночлеге. Вы научились пользоваться здесь душем?
— Мой дорогой друг, — сказал Пелорат, — с нами очень хорошо обращались, и мы получили всевозможные советы, в большинстве которых не нуждались.
— Послушайте, Тревиц, а как же корабль? — спросила Блисс.
— А что?
— Компореллонское правительство его конфискует?
— Нет. Не думаю.
— Ох. Очень приятно. А почему?
— Потому что я уговорил Министра, и она передумала.
— Удивительно, — сказал Пелорат, — мне она не показалась особой, которую легко уговорить.
— Не знаю, — сказала Блисс, — по фактуре ее разума было ясно, что Тревиц ее привлекает.
Тревиц взглянул на Блисс с неожиданно вспыхнувшим подозрением.
