Все трое остановились, затаив дыхание. Они услышали тихий плач с судорожными всхлипываниями.
Они вошли в большую комнату и увидели, что она обставлена богаче и красочнее остальных.
В центре комнаты стоял робот. Он слегка наклонился, а руки его были подняты в жесте почти патетическом, и он, конечно, был выключен.
Из-за робота высовывался краешек одежды и выглядывал круглый испуганный глаз. И по-прежнему слышался тихий плач.
Тревиц подошел к роботу, и из-за него выбежала маленькая фигурка, она споткнулась, упала на пол и осталась лежать, закрыв глаза руками, брыкаясь и крича, крича…
— Это ребенок. — Блисс могла бы этого и не говорить.
Тревиц, озадаченный, отступил. Что делал здесь ребенок? Бандер так гордился своим одиночеством, так подчеркивал, что он один.
— Я полагаю, это наследник, — сказал Пелорат, менее склонный пасовать перед железной логикой очевидного факта.
— Ребенок Бандера, — согласилась Блисс, — но, по-моему, слишком маленький, чтобы унаследовать имение. Солярийцам придется искать другого наследника.
Она смотрела на ребенка, но не пристально, а нежно, словно гипнотизируя, и постепенно ребенок начал успокаиваться. Он открыл глаза и в свою очередь посмотрел на Блисс. Плач сменился тихими редкими всхлипываниями.
Блисс заговорила, произнося ничего не значащие слова, только для того, чтобы усилить успокаивающее действие мыслей. Она ментально ощупывала незнакомый разум ребенка и пыталась разгладить спутанные волокна его эмоций.
Ребенок встал и, не отводя глаз от Блисс, скользнул к безмолвному, застывшему роботу. Он обхватил робота за ногу, как будто ища безопасности и спасения.
— Наверно, этот робот — его… его нянька, — сказал Тревиц, — или воспитатель. Думаю, ни один соляриец не может присматривать за другим солярийцем. Даже родитель за ребенком.
— Ребенок, наверно, тоже гермафродит, — сказал Пелорат.
— Должно быть, — отозвался Тревиц.
Блисс медленно подходила к ребенку, сложив на груди руки, показывая, что не собирается хватать маленькое существо. Ребенок затих, наблюдая за Блисс и все еще держась за робота.
Блисс уговаривала:
— Не бойся, детка… ты хороший, маленький, не бойся, ты милый, хороший, не бойся, не бойся…
Она остановилась и, не оглядываясь, негромко сказала:
— Пел, поговори с ним на его языке. Скажи ему, что мы роботы и пришли, чтобы позаботиться о нем, потому что отключилась энергия.
— Роботы? — испуганно сказал Пелорат.
— Мы должны представляться роботами. Роботов он не боится. И он никогда не видел людей. Возможно, даже не верит в них.
— Я не знаю, — сказал Пелорат, — смогу ли найти подходящие выражения. Я не знаю, как будет на древнем языке 'робот'.
— Скажи 'робот' на галактическом, Пел. Если это не поможет, скажи 'железная штука'. Скажи, как умеешь.
Пелорат заговорил на древнем языке медленно, с паузами. Ребенок смотрел, хмурясь, как будто силился понять.
— Заодно, — добавил Тревиц, — спросите его, как отсюда выбраться.
— Нет, — сказала Блисс, — не сразу. Сперва доверие, потом расспросы.
Ребенок, глядя на Пелората, отпустил робота и заговорил тонким мелодичным голосом.
— Он говорит слишком быстро для меня, — с досадой сказал Пелорат.
— Попроси его повторить медленнее. Я стараюсь успокоить его и убрать страх.
— По-моему, — снова выслушав ребенка, сказал Пелорат, — он спрашивает, почему остановился Джемби. Джемби, должно быть, робот.
— Переспроси и удостоверься, Пел.
Пелорат поговорил, потом послушал и сказал:
— Да, Джемби — это робот. Имя ребенка — Фоллом.
— Хорошо! — Блисс улыбнулась ребенку сияющей ласковой улыбкой и сказала: — Фоллом. Хороший Фоллом. Смелый Фоллом. Она положила ладонь себе на грудь и сказала: — Блисс.
Ребенок улыбнулся. Когда он улыбался, он становился очень симпатичным.
— Блисс, — произнес он, слегка шепелявя.
— Блисс, — сказал Тревиц, — если вы можете включить робота, то он, может быть, расскажет нам то, что надо. Пелорат может поговорить с ним, как говорил с ребенком.
— Нет, — сказала Блисс, — это будет ошибкой. Главная обязанность робота — защищать ребенка. Если его включить, он обнаружит нас, посторонних, и может сразу на нас напасть. Здесь не место посторонним людям. Если мне из-за этого придется снова его отключить, он не даст нам никакой информации, а ребенок, увидев повторное отключение единственного известного ему родителя… В общем, я этого делать не стану.
— Но нам говорили, что роботы не могут причинить людям вреда.
— Говорили, — сказала Блисс. — Но мы не знаем, каких роботов разработали солярийцы. И даже если так, то ему пришлось бы выбирать между солярийским ребенком и неизвестными, которых он, возможно, даже не признает людьми. Естественно, он выберет ребенка и атакует нас.
Она снова повернулась к ребенку.
— Фоллом, — сказала она. — Блисс. — Она показала. — Пел… Тревиц.
— Пел, Тревиц, — послушно повторил ребенок.
Она подошла еще ближе и медленно протянула руки. Он настороженно следил за ней, потом шагнул назад.
— Спокойно, Фоллом, — сказала Блисс. — Не бойся, Фоллом. Я только прикоснусь, Фоллом, молодец, Фоллом.
Он шагнул к ней, и Блисс вздохнула.
— Хорошо, Фоллом. — Она коснулась его руки. Рука была обнажена, потому что на ребенке, как на Бандере, был лишь халат, открытый спереди, и под халатом набедренная повязка. Прикосновение Блисс было мягким. Она отняла руку, подождала и снова ласково погладила ребенка. Глаза ребенка полузакрылись под сильным успокаивающим воз действием разума Блисс.
