Продолжал распевать голос на героический мотив. Фимал слегка покраснел, узнав себя в одном из героев баллады.
— Его светлость Доувлон Котопупский, рыцарь-менестрель и последний романтик Итантарда, — склонившись в почтительном поклоне, он указал рукой на исполнителя. — Этот ославит любого на весь Рагет Кувер.
Асель с удивлением глядела на последнего романтика в шлеме-котелке, который как раз исполнял последние строки только что рожденной баллады, причем пел он так отвратно и так громко, что у степнячки сводило зубы от таких песен.
— Ну вот, теперь мне из дому можно не выходить неделю, пока эта песня ему не наскучит, — полушепотом сказал студент, присаживаясь рядом с Асель, которая снова забралась на парапет и продолжила наблюдать за происходящим. — Так ты недавно в этом городе? А хочешь, я проведу тебе персональную экскурсию по лучшим местам?
— Что? — не поняла Асель.
— Ну, покажу достопримечательности всякие… Если интересуешься архитектурой — Деловой квартал это то, что надо. Там много причудливых зданий Третьей Эпохи, все дома утыканы разными инженерными приспособлениями. Сейчас, правда, никто не знает, зачем они нужны, но говорят, что раньше… ладно, вижу тебе это не очень интересно, — вздохнул Фимал, видя скучающую физиономию Асель, которая не прогнала его только потому, что ей было невыносимо скучно ждать в одиночестве. — Так… что же еще есть?.. Храм Сторхет Сидри! Он такой красивый, ты ведь там не была? О, да скоро еще и праздник… Великое Древо будет цвести, тебе ни за что нельзя это пропускать!
— Сторхет Сидри? — переспросила внезапно оживившаяся Асель на радость студенту. — И что, часто ты там бываешь?
— Не очень часто, конечно, но я могу рассказать о нем много интересного! Например, ты знаешь, что Рагет Кувер был основан и разрастался вокруг этого дерева, и что самый старый квартал — Храмовый, и что он состоит всего из одной улицы, которая заключает в кольцо большой парк, вернее кусочек леса, сохранившийся еще с Первой эпохи?
Асель уже начинала жалеть, что вовремя не отправила этого не в меру разговорчивого и сверх меры осведомленного парня по прямому курсу — от его болтовни у нее уже начинала болеть голова.
— Наконец-то, — отрешенно произнесла она.
— Что «наконец-то»? — внезапной фразой она выбила Фимала из колеи.
— Наконец-то я их дождалась.
Студент проследил за направлением взгляда своей новой знакомой и к своему огорчению увидел Оди и Сигвальда, выходящих из бани, причем больше всего он огорчился именно появлению Сигвальда. Даже издалека было видно, что воин и выше его на голову, и в плечах шире, и в целом выглядит солиднее, потому Фимал решил не дожидаться, пока друзья Асель подойдут на достаточно близкое расстояние.
— Послушай, мне пора. Прости, что покидаю тебя так скоро… Я живу на улице Васта ре Гард, дом десятый… ну, если ты захочешь посмотреть город, или тебе просто станет скучно. Еще меня почти всегда можно найти в госпитале Ринкоанда, я там учусь и работаю…
— Угу, — безучастно кивнула Асель, к разочарованию бедного студента, который надеялся, что она проявит к нему хоть немного больше интереса.
«Ничего мне не светит, — с сожалением подумал он, глядя как закатное солнце мягко ложится на смуглую кожу степнячки. — Прямо ничегошеньки. Зато поговорил с настоящей заретардкой и остался жив. А это значит, что все рассказы об их суровости и кровожадности — враки. Ну, или мне просто повезло», — он вспомнил незадачливого эллекринщика и двинулся по направлению к своему привычному месту обитания.
—
ГЛАВА 10
Не смыкая глаз
Оди уже пол часа слонялся по улице Вельд дас Арер, не решаясь постучать в дверь дома под номером семь. Букет цветов, который он теребил в руках, уже начал увядать, бутылка дорогого вина, купленная на жалкие остатки платы за злосчастный котел, пыталась выскользнуть из вспотевшей ладони.
— Все, хватит, — произнес он тихо. — Попытка не пытка. Если что, мне больше достанется, — он любовно погладил блестящий бок бутылки. — Надеюсь, я еще не разучился уворачиваться от летающих цветочных горшков.
Гулкие шаги инженера были отчетливо слышны в тишине безлюдной улицы, на которую медленно опускался вечер. Подойдя к заветной двери, он прислонил к ней ухо и прислушался, не раздаются ли внутри мужские голоса. К счастью, он не услышал ничего подобного, потому, набрав воздуха в грудь и собравшись с силами, постучал медным кольцом, изображавшим волка с открытой пастью. За дверью возникло какое-то движение, но ответа не последовало. Только он собрался постучать снова, как дверь тихонько приотворилась и из нее выглянула старуха в чепце.
— Ой! — вскрикнула она, схватившись одной рукой за сердце, другой за дверной косяк.
— Тише, ради всего святого, тише! — шикнул на нее Оди.
Он узнал благообразную старушку — то была кормилица, и по совместительству, экономка Амалы, которая в свое время сыграла значительную роль в развитии отношений «непутевого инженера и своей дитятки». Нельзя сказать, что она питала особое расположение к Оди, скорее она воспринимала его как единственный способ успокоить слезы и истерики Амалы, когда та рыдала о своем одиночестве и большой любви. Впрочем, Оди, как знаток сердец не только молоденьких красоток, но и всех женщин, сумел в скором времени расположить к себе престарелую кормилицу и сделать ее своим верным союзником.
— Чур меня! Чур! — отмахивалась она от ничего не понимающего Оди, как от ночного кошмара.
— Да что с тобой, Йарха? Неужто ты меня забыла? — он по старой привычке и установившемуся между ними негласному правилу называл ее на «ты», как и она его когда-то.
— Ой, чур, чур, чур меня! Ты ж шесть лет как помер!
Оди замер в удивлении — известие о собственной смерти стало для него неожиданностью.
— Надо же… А мне все это время казалось, что я жив, — задумчиво сказал Оди и тут же прикусил язык, ибо и без того перепуганная Йарха была в шаге от разрыва сердца. — Да живой я, живой, успокойся. Кто-то ошибся.
— Точно живой? — с недоверием спросила она и ткнула пальцем, случайно попав как раз в раненое плечо.
Инженер скривился от боли, чем окончательно убедил старую кормилицу в своей живости:
— О, узнаю эту недовольную рожицу, — усмехнулась она и тут же посерьезнела. — Так ты чего пришел сюда?
— Как чего? — искренне изумился он. — Я ведь все еще люблю мою Амалу…
— Ах так! А знаешь ты, сколько ночей она не спала, когда ты пропал? Сколько слез она пролила, когда ты умер? А теперь, шесть лет спустя, ты просто так хочешь пожаловать — смотрите, вот он я, явился не запылился!
— Во-первых, я не умирал, так что это не моя вина. Во-вторых, то, что заставило меня исчезнуть,