Стена сюда пока что не добралась. Смрад мусоросжигательных заводов, повсеместно построенных тушканчегами для борьбы с загрязнением окружающей среды, значительно ниже скусывал ветер, глотал и уносил, растворяя коричневый токсичный дым в стратосфере. Желто-голубой спортивный костюм Кира с надписью «Ukraine» ярким пятном выделялся на фоне неба и расположенного под ним ледника.
Подзывая Старлея, Кир взмахнул рукой и едва не рухнул в пропасть, ибо равновесие мира нарушилось, чего-то стало больше, чем надо, чего-то меньше, в локтевом суставе хрустнуло, заныло сердечко, закололо в боку. Но — обошлось. Хватит рисковать, на сегодня вполне достаточно. Кир, скользя по веревке и упираясь шипами подошв в вертикаль, чуток спустился и вновь с удивлением уставился на загадочную наскальную живопись — неведомый питекантроп, а может и снежный человек, вырубил в породе следующие слова: «Ирина + Вениамин = Любовь». Судя по почерку, старалась дама. Ибо пару- тройку часов орудовать долотом, чтоб в финале формулы изобразить пронзенное стрелой сердце, способна лишь представительница сильнейшего на планете пола.
Черная сигара с крыльями проткнула облака и скрылась за горизонтом. Движок блэкфайтера при этом с надрывом взвыл. Кир увидел, как под фонарем скривился Старлей. Можно подумать, у него приступ зубной боли и еще что хуже, чем пульпит, пародонтоз и цинга. Забить на приглашение Кира нельзя. Никак нельзя отказать. А хочется. И терять время на пустопорожние беседы обидно. В общем, как ни крути, а давление на педаль газа придется ослабить, а то нога от напряжения дергается. Сведет судорогой — что потом делать? Садиться на аэродром тушканчегов или стоянку дирижаблей, просить политического убежища, уверяя — мамой клянусь! — что ничего такого он, Васька Старлей, не замышлял? Решил вот подогнать исконным врагам последнюю надежду человечества. Презент, понимаешь. Мое вам гран мерси, чмоки-чмоки, давайте дружить цивилизациями. Короче, палюбасу надо почтить минутой внимания гордого альпиниста. Подлететь по-соседски, перекинуться парой-десятком всхлипов типа «привет», «как дела?» и «почем баррель нефти в Лесото?». Просить щепотку йодированной соли, ибо суп доварить надо, и упоминать миллиметры осадков — банально, и потому неприемлемо в обществе борцов за свободу. Незначительность и простота — вот девиз внезапной встречи на крыше мира.
Блэкфайтер, взрезав воздух метрической спиралью, рухнул под переполненные снегом облака. Ниже. Ниже. Скорость запредельная. Вибрирует раскаленная керамика. Со стороны небось кажется, что метеорит падает или очередной спутник-шпион угодил в болтанку атмосферы. Только траектория уж больно специфическая — эллипсоида аккурат над Стеной, очень близко, предельно близко. Зачем? А чтоб подразнить ПВО тушканчегов, спровоцировать десятка полтора залпов (пуууфф!) из пусковых шахт и, резко сдав назад, пронзить водяные пары. И совершить нечто пилотажное, до колик в простате сложное. И не просто красивое и впечатляющее, но так извернуться, чтоб курсы ракет пересеклись в одной точке! И при этом самому уйти из-под удара.
Полыхнуло так, что на Аляске эскимосы прослезились, перекрестились и потеряли аппетит на двадцать четыре часа.
Кир не прослезился. Креститься вообще не в его привычках. Он держался за вершину самой высокой горы и улыбался, вчитываясь в письмена мудрых предков. Вокруг содрогался в агонии контуженный и ошпаренный ударной волной туман.
Старлей медленно подвел блэкфайтер к вершине. Боевая машина, как прикнопленная к обоям черно- белая фотография, зафиксировалась в пространстве. Черная — потому как естественный заводской цвет. Белая — снег сыплет, цепляется за морщины на деформировавшейся от термоударов лавсановой пленке, тонким слоем покрывающей фюзеляж. Вжик, хрясь, дрясь! — вооружение (тубы НУРов, пулеметы, пушки, кассетные бомбы и баки с напалмом) готово в наносекунду подчиниться малейшей прихоти пилота.
— Как дела? — спросил Кир.
Голоса его Старлей, конечно, не услышал, но без проблем прочел по губам. У Кира очень фотогеничные губы. Сочетание двух клавиш-сенсоров на контактном дисплее — это уже команда; бронированный фонарь откатился по направляющим назад и отвалился вправо, повиснув на магнитных петлях. Так лучше слышно. Так вообще лучше. Ближе к природе.
Руки чесались — хотелось опробовать гашетку в деле. Но, прочитав про себя дважды «Отче наш», Старлей успокоился. Эта мантра-релаксант обычно помогала ему, не подвела и на сей раз.
— Нормально, брат, спасибо. Есть личные просьбы? Вопросы? — Слово «брат» тяжело далось Старлею, он чуть не сорвался. Прозвучало, как «бля-б-б-брра-ат», но Кир, похоже, не придал этому значения. Ну и отлично.
Вместо ответа Кир вяло махнул рукой. Как бы между прочим махнул. На мгновение Ваське показалось, что товарищ его пребывает в светлом просторном зале, среди дам в пышных платьях. И скользят его мягкие туфли по гладкому полу под звуки вальса, а сам он кланяется мужчинам в мундирах, иногда щелкая каблуками. Наваждение мелькнуло и сгинуло. Кир, все тот же старина Кир, чтоб его, висел на скале, и тело его трепал ветер.
Кир разинул рот, поймал языком десяток-другой снежинок и улыбнулся:
— Я просто хотел сказать, что блэкфайтер не средство, но способ.
— Дык, я в курсе, — пожал плечами Старлей, скрипнул бронежилет, доставшийся в наследство от покойного инсектоида.
— Да? — удивился Кир. — Что ж, ты мудрее, чем я думал. Не уверен, что это хорошо, но… Уже поздно что-либо менять. Удачи тебе, воин. Не посрами Землю-матушку!
— Так точно! — рявкнул Старлей, хотя на самом деле ему хотелось послать Кира подальше. Васька купил бы ему за любые миллионы путевку в то самое эротическое путешествие. Причем с билетом в один конец. Без права переписки и возврата.
Фонарь захлопнулся, нос задрался кверху, врубилась дополнительная силовая установка. Боевая гордость Земли, подгоняемая горячими струями, умчалась к звездам, пугливо мерцающим из-за облаков.
Война фигня, подумал Старлей. Главное — правильно обмыть победу.
Чтоб не было мучительно больно.
Поутру.
Ваське нравилось смотреть на звезды. Звезды напоминали ему родителей: вроде и рядом — протяни руку, коснись, а никак… Далеко настолько, что жизни не хватит дойти.
Что случилось с Виталием Кузьмичом, любимейшим отцом, и Марфой Игнатьевной, матерью, в которой Василий души не чает? Где они, как они, что с ними? Живы ли? Неизвестно. Старлей предпочитал думать, что родители избежали погрузки на Ковчег. В теплушках-отсеках мог оказаться кто угодно, но только не они. Гнусным кризоргам не сломить Виталия Кузьмича и Марфу Игнатьевну, не переработать в удобрение для ускоренного роста Стены! Быть такого не может! Если и погибли они в кутерьме войны, то приняв неравный бой, сражаясь до последнего патрона. Истекая кровь, были они, немолодые уже, примером для прочих бойцов, юных и совсем мальчишек, ибо дело их правое, дух крепок, смерть им не страшна.
Сколько ушастых тварей полегло от смущения при виде Марфы Несокрушимой, привычно жующей ириску «Золотой ключик», и гнева Виталия Победоносного, подносящего ко рту кружку пива?!
Старлей не моргая глядел на звезды. Он отчетливо представлял себе то сражение, достойное отдельного абзаца в учебнике истории. Застывшие в полете осколки, оторванные хвосты захватчиков, клубы порохового дыма, смешанного с чадом напалма. Разбомбленные окопы и блиндажи, колючая проволока, ржавая, в кусках гнилого мяса, эхо «газы-ы-ы-ы!!» и грохот автоматических гранатометов. И ревет, ползет огромный танк, собранный на конвейере земного завода, вминает выбеленные солнцем кости в глину, раскисшую от крови, или что там у тушканчегов вместо. Лязг траков, хруст позвонков, едва слышный мотив старинного хита «Крепче за баранку держись, шофер…»
Но — хватит мечтать. Скомандовав самому себе: «Равняйсь! Смирно!», Старлей приступил к очередному этапу операции по освобождению планеты от тушканчегов — и блэкфайтер опрокинулся, беспорядочно завертелся, падая к темнеющему внизу массиву, едва различимому сквозь толстый слой облаков.
Есть специальное сочетание клавиш, которое вызывает устойчивое пике. Старлей не преминул им воспользоваться. Боевая машина развернулась носом к поверхности планеты. Полдела есть, можно