Тот какой угодно ожидал реакции, но только не равнодушия.
«Еще насмехается», — промелькнуло в голове подростка, и он пошел к своей парте.
На перемене, преодолев робость, он все-таки поинтересовался:
— Смею ли я надеяться?
— Мы с тобой поговорим после уроков. Хорошо?
— Где? — буквально прошептал он пересохшими губами, и Марина Владимировна посмотрела на него с сочувствием.
Эта высокая и стройная шатенка с темно-голубыми глазами в своей недолгой практике уже сталкивалась с любовью к ней учеников и умела поговорить с ними по душам и многое разъяснить.
— Подождешь меня после шестого урока перед входом в школу? — не то спросила, не то попросила она.
Карие глаза подростка засветились счастливым огнем.
Николай чиркнул спичкой, прикурил папиросу, затянулся и спрятал ее в кулак, оглядываясь по сторонам. Не заметив ничего подозрительного, затянулся еще раз.
В детдоме он научился курить и довольно быстро втянулся. Уже прошло минут тридцать, как прозвенел звонок после шестого урока, а учительницы все не было. Подросток нервничал и докуривал вторую папиросу, вышагивая перед входом в школу. Но вот дверь распахнулась, и в легкой куртке, с сумочкой через плечо и со стопкой ученических тетрадей в руках появилась Марина Владимировна.
— Я уже думал, что вы про меня забыли, — обрадовался подросток.
— Извини, завуч задержала, — улыбнулась она, обнажив ряд белоснежных зубов.
— Давайте помогу.
И он, не дожидаясь согласия, взял у нее стопку тетрадей.
— Ты меня до дома проводишь? — поинтересовалась учительница, взглянув на школьника с материнской лаской.
— Вы еще спрашиваете?
Ему казалось, что он сейчас взлетит и будет парить над городом, — такая легкость вселилась в его тело.
— А это ничего, что ты задержишься после занятий?
Детдомовские учились в общеобразовательной школе вместе с детьми, у которых были родители.
— Да кому мы нужны! Не пришел на обед — твое личное дело, значит, есть не хочешь. Только на вечерней поверке, перед сном, должен обязательно присутствовать.
— С приемом пищи мы уладим, — пообещала Марина Владимировна. — Я тебя таким домашним борщом накормлю — пальчики оближешь.
Всю дорогу они разговаривали о школьных делах, о записке не вспоминали, словно ее не было. Груздев рассказывал детские наивные истории. Учительница изредка вставляла фразы и тайком улыбалась, чтобы не вызвать обиду у собеседника.
Николай уплетал борщ так, что за ушами трещало, и только после третьей порции отодвинул пустую тарелку.
— Еще? — суетилась вокруг него гостеприимная хозяйка.
— Что я, лошадь, что ли, мне и ведра достаточно.
От детдомовской шутки Марина Владимировна не сдержалась и прыснула в кулак.
— У нас так говорят, когда остается еда на добавку, но никто на самом деле не отказывается, — пояснил подросток, и веселье у женщины как рукой сняло.
— А добавка, наверное, очень редко бывает? — перешла она на серьезный тон.
— Да уж не балуют, — подтвердил Николай.
— Может, бутерброд с маслом? — спросила Марина Владимировна, когда Николай уже пил чай.
— Нет, спасибо, не влезет, — покосился он на свой впалый живот.
— Допивай чай, я жду тебя в комнате. — И хозяйка оставила его одного на кухне.
Сметанина приоткрыла створку окна, впуская в комнату свежий воздух, села в кресло, обхватив голову руками и обдумывая дальнейший разговор. Уверенность, какая обычно появляется в ответственных случаях, улетучилась.
— Покорнейше благодарю.
Груздев в приподнятом настроении пристроился на диване.
— Не за что, — отмахнулась хозяйка и внимательно посмотрела на паренька.
Он выдержал изучающий взгляд.
— Вы хотите меня о чем-то спросить?
— Хочу попросить, чтобы ты меня внимательно выслушал и постарался понять.
Парнишка заволновался, ерзая на диване. Он догадался, что речь пойдет о главном, и боялся, что Марина Владимировна непременно отвергнет его. В горле мгновенно пересохло. Он кивнул головой.
— Говорите.
— Ты должен знать, что я с уважением отношусь к твоим чувствам, — начала она, — но ты еще слишком молод, и наваждение пройдет.
— Это не наваждение, — ответил он поспешно.
— Милый юноша, тебе только кажется, что ты испытываешь любовь.
— Не кажется, — твердо сказал подросток.
— Ну хорошо. — Учительница решила пойти другим путем. — А что, если есть мужчина, который тоже меня любит и я намерена выйти за него замуж?
— Он плохой человек, не стоит с ним связывать свою судьбу.
— Ты его знаешь? — удивилась Марина Владимировна.
— Рыжего-то?
— Тебе не нравятся рыжие?
— Мне не нравится ваш рыжий, — поправил Николай. — Я видел его в парке Пушкина на танцах. Он танцевал с другой женщиной, а вы стояли в сторонке.
— Вот почему он тебе не пришелся по нраву. Так это была моя близкая подружка, — улыбнулась учительница. — Разве вас пускают на танцы?
— Нет, мы сами убегаем, — признался школьник.
Красивые дуги бровей женщины изменили обычное положение, но она быстро справилась с изумлением и вернула их на место.
— Вы поступаете неправильно, — произнесла она с некоторым укором. — Но в настоящее время это не самое важное. Я хочу, чтобы ты уяснил для себя, что Дмитрий Павлович Углов — человек положительный, и я питаю к нему симпатию.
— Вы его любите?
— Надо же, как ты любишь конкретизировать — черное или белое, без всяких цветов и оттенков.
— Он не только с вашей подругой танцевал, но и заглядывался на других. Дмитрий Павлович, — подросток даже поморщился, произнеся это имя, — ненадежный, и наступит такое время, когда он вас бросит.
— Очень тебя прошу, не городи чепуху.
Беседа получалась тяжелой, они плохо понимали друг друга, а обижать Груздева резкостью Марине Владимировне не хотелось: во-первых, она жалела его, потому что он являлся единственным учеником в классе, в котором она, кстати, была классным руководителем, из детского дома, во-вторых, он прекрасно знал ее предмет, и не только по школьной программе.
— Бросайте его и дождитесь, когда я закончу школу, — заявил гость. — Более любящего вас человека все равно не встретите.
— Господи, пощади меня! — вырвалось из уст красивой женщины.
— Я докажу вам его неверность, — ошарашил он собеседницу.
