взятой из нутра сердец.
Я устало отняла лицо от шерсти Алди и поднялась на ноги, запах волка прочно впитался в мои волосы. Проснулась нужность в принятии ванны и пищи, так что пришлось поспешить и нагреть воду до того, как Роуп вернется домой. Вдруг простые действия вызывали привлекательность и давали нечто схожее с наслаждением, так что купание превратилось в некий ритуал очищения от прежних неправильных мыслей — вместе с телесной грязью уходила и грязь душевная. Расчесывая волосы, задумалась над тем, как теперь выглядит мое лицо, и с замиранием сердца подошла к зеркалу с зажмуренными глазами. Когда, наконец, набралась смелости посмотреть на свое отражение, то застыла немного ошарашенная увиденным.
Ровная, почти растянутая дуга тянулась от кончика левой брови через скулу, дотягиваясь до мочки уха. Но я заметила ее лишь тогда, когда убрала волосы, которые привычно спадали на лицо, это меня и удивило. Мое предполагаемое уродство отлично скрывалось, да и шрам не обещал быть таким отвратительным на вид, как тот, что покоился на груди. Тонкая серебряная цепь оставила болезненный, почти аккуратный росчерк, а, может быть, это руки Рейзар так умело зашили рану, что теперь она казалась вздувшейся царапиной. Не знать этого не казалось ужасным, поэтому я разглядывала свое лицо, отмечая глубокие синяки под глазами, оставленные короткой болезнью. Я поражалась им, ведь обычно по ночам беспробудный сон овладевал телом, так почему же лицо выглядит настолько уставшим, как будто я провела в седле, не слезая на землю, около недели? Наверное, сказывалось мое душевное состояние, вот и кожа так реагировала на яд, что растекался в сердце. Но изменения не заставили себя ждать. С упоением наблюдала, как прежний страстный блеск оживляет распахнутые от изумления янтарные глаза, как легкое сияние касается темных длинных густых волос, которые уже следовало бы постричь, но все не доходили руки. Они просто уставали. Такая знакомая на ощущение улыбка отразилась в гладкой поверхности зеркала, подивив своей озорной искоркой и искренностью, а милые морщинки у глаз не чуть не делали мою внешность близкой к старшему возрасту. Передо мной стояла женщина, странным образом заключенная в тело молодой и полной жизни девушки. Нет, я не забыла урок Первого Света, поэтому наслаждалась вниманием, которое, безусловно, будет обращено на мою личность, как только я сумею вновь преобразиться в принцессу Эверин Страстную без недомолвок.
Увлеченная необычным преображением в саму себя, я не чувствовала восхищенного взгляда Роупа, который мокрым обнаженным плечом прижался к дверному косяку. Глаза лишь случайно наткнулись на его силуэт в зеркале, едва не вырвав из горла испуганный крик. Я слишком резко повернулась к нему, испытав легкое головокружение с непривычки и от недостатка движения. Невольно я залюбовалась парнем, нет, мужчиной, мускулы которого опасно бугрились под золотистой кожей. Видимо, Роуп сильно намок под дождем, отчего и решил избавиться от рубашки. С сожалением подумав, что сердце парня отдано в мое глупое неведенье, постаралась приветливо улыбнуться, хотя губы до сих пор плохо слушались приказов.
— Вижу, тебе лучше, — только и сказал он, вызывающе оскалившись, белые зубы странно блеснули в полумраке плохо освещенной комнаты. Легкой походкой он подошел к бочке, что примостилась в углу, и осушил целый ковш холодной ключевой воды. Словно он вошел в дом с жаркого дня, а не скрылся от проливного дождя.
— Да, — неуверенно ответила я, снова пробуя на вкус привычные слова. Голос немного дрожал, но все же прозвучал не так плохо, как я предполагала. — Намного лучше, — тверже добавила я, ощущая нарастающую уверенность.
Роуп усмехнулся и подбросил в огонь пару поленьев, а потом повесил над очагом котелок, полный воды. Заинтересовано оглядывая наши запасы, он ничего не говорил, но его одобрение так и стояло в комнате, делая воздух упругим и покалывающим. Я пересекла комнату и осторожно опустилась на его кровать, критично поглядев на деревянный стул. Роуп колдовал над котелком с водой, кроша туда овощи и травы, мяса, к сожалению, он не отыскал. Алди оживился и тут же вскочил с пола, уловив мое мимолетное желание, и помчался в мокрый лес на охоту. Его оживление не казалось абсурдным, ведь впервые за несколько дней я по-настоящему чего-то захотела. Конечно, это обрадовало моего волка, который так любил жить текущим моментом, а не смотреть тем мертвым взглядом в будущее, что сопровождал во время болезни мой лишившийся силами дух. Нилли лишь устало подняла голову с вытянутых лап и как-то странно посмотрела на меня, но тут же вернулась к блаженным снам об охоте на оленей на бескрайнем зеленом просторе.
— Надеюсь, и аппетит проснулся? — предположил Роуп, желудок отозвался жалобным звуком, вызвав улыбку на губах друга. — Отлично, — он потер руки друг о друга в своем излюбленном жесте и оседлал стул, уперев локти в спинку. Задумчивые синие сапфиры внимательно изучали мое лицо, будто бы я могла неожиданно вернуться к своему прежнему состоянию и впасть в настроение близкое к безумству. Но я все так же уверенно встречала его взгляд, заставляя губы Роупа изгибаться в насмешливой и довольной улыбке, которая приятно смягчала печать горечи. — Я…
— Не стоит, — прервала я, неожиданно осмыслив, что паренек сейчас будет просить прощения и винить себя в случившемся. — Нет, ты не прав, в этом виновата только моя глупость, Роуп. Оставь.
Он удивленно приоткрыл рот, но ничего не сказал, чем вызывал приступ облегчения, волной накативший на тело и разум. Я заметно расслабилась после того, как избавилась от вероятной возможности услышать признания своего друга наяву, как он считал. Нет, наша дружба должна пережить даже судьбу, так что пусть это останется кодексом молчания.
— Завтра ты сможешь учиться, — многозначительно закатив глаза, сказал Роуп, и начал разливать наваристую похлебку, что-то вдохновенно насвистывая.
Юный наставник действительно не разбрасывался словами попусту, и на следующее утро я разбуженная на рассвете принялась за обучение. Ныне более полное, чем то, которое он давал раньше, хотя я готова была согласиться только на упражнения с цепью и Динео. Передо мной на столе Роуп разложил самые разные травы, коренья, шишки и листочки, которые в общем сочетании болезненно отзывались в моем чувствительном носу. Алди так и вообще вышел из дома, постоянно чихая, и недовольно поглядывая на Наставника, притащившего всю эту пахучую гадость в дом. Так что на меня волнами накатывало плохое настроение волка, чья шкура тяжелела и мокла под откосными струями дождя. Он несколько тысяч раз на древнем животном языке проклял парнишку, даже Роуп стал озираться по сторонам, потому что угрозы в моей голове слышались самые отвратительные и ужасные. Но я согласилась бы с волкам, если бы не Первый Свет, убедивший в знаниях друга.
— Быть человеком с Первым Светом, это значит не только обладать Динео и управляться со своим Хлыстом, — голосом замкового писца начал Роуп, мгновенно переключив все мое внимание на обучение. — Ты должна уметь врачевать большинство недугов, которые можешь получить. Это, знаешь ли, просто необходимо, когда-нибудь ты будешь благодарна мне за эти уроки. — Он взял в руки какое-то широколистное растение, недурно пахнущее, но незнакомое мне. — Я мог бы и сам зашить твою рану, — резко переменив тему, признался Наставник, — но посчитал, что Рейзар справиться лучше. Она у нас лучший лекарь. — В ответ я только кивнула, колющая боль в скуле постоянно напоминала о глупой оплошности. — Это донник, — продолжал паренек, поднеся растение поближе к моим глазам, — запомни, как он выглядит. Очень часто при гниющих нарывах спасают только припарки из его листьев, а если рана не открыта, то примочка из сока корней спокойно может совершить эту грязноватую работу. — Он поднял веточку с несколькими красными некрупными ягодами, оно было мне знакомо. — Это барбарис. Настой из коры или даже простой чай снизит жар и при большей дозе прочистит весь желудок и кровь. При отравлениях советую именно барбарис, хотя многие склонны не верить его потогонному свойству, но при укусах лесных шымов рекомендую его листья. — На ум сразу пришел образ маленького лесного зверька с противной мордой, похожей на крысиную, и короткие зубки, имеющие секрет опасного, но не смертельного яда. — Это трава Брокенджава, так мы ее называем, потому что именно он на охоте со своей медведицей столкнулся с этим растением. — Ничем не примечательный пучок зелени, только на стебельках кое-где имелись белые крапинки. — Это, напротив, отравитель, при сушке приобретает запах волчьей ягоды, — если бы я была волком, то шерсть на загривке сейчас непременно собралась бы гармошкой, — а в сочетании с белладонной усиливает свои смертоносные свойства. Но может человека зрения, при больших дозах полностью, вызывает разложение открытой раны, а еще первые признаки отравления — распухший язык. — Все внутри похолодело, мне даже вздохнуть было страшно потому, что на столе лежали эти самые травы, которыми тень когда-то пыталась убить меня. Это воспоминание липкой
