прекрасно сложилось. Вот везет же дуракам, сказала Саша, но я с ней не согласилась, потому что мы не дураки. Настоящие дураки уехали бы домой в город и бултыхались там в воде между гостиницами, а мы пошли сами не зная куда и вот в результате купаемся среди кораллов в открытом океане.
Еще возле пляжа росли мангровые деревья — на высоченных, из земли поднятых корнях. И валялись всякие ракушки: и каури, и стромбусы, и жемчужницы, и конусы. Я иногда вижу один и тот же счастливый сон — как я иду по пляжу и собираю всякие удивительные ракушки, которые у нас только в сувенирных лавках продаются. А тут как раз такие и валялись. Насобирали мы их до полного «не могу». А из воды торчали маленькие крутые островки. Они были скальные и сверху шире, чем снизу. Удивительные. Пока Сашка бултыхалась, я поплыла на разведку за мыс. И знаете, что я там нашла? Маленькую бухточку, куда по пляжу пройти нельзя. Там было полулунье белого песка, а дальше кудрявый склон. И как раз на их стыке была построена халабуда из остатков старого корабля. На сваях и с балконом. Такой себе пиратский приют. На балкон вышел парень и помахал мне рукой — заходи, мол. Но я поплыла назад — многолетние привычки безопасности дают о себе знать. А зря, наверное, сбежала. Окинава — это вам не Европа.
Потом стемнело и кто-то на пляже стал запускать фейерверки. Они летели горизонтально, ударялись в отвес ближайшего скального островка и разлетались яркими острыми брызгами. А потом все ушли с пляжа, остались только мы с Сашей. Вскоре откуда-то вышел упитанный дядька и сказал нам следующее: «Барышни, я уже должен идти домой, поэтому вы тут не потоните, а то если я сейчас уйду, то вытаскивать вас больше будет некому! Так что осторожнее, пожалуйста, вот вам УЖИН!» И он протянул нам большую тарелку горячих жареных ракушек. И ушел. Ракушки мы сожрали. Особенно это было в темноте интересно, когда не видишь, что кусаешь. А после поехали домой на последнем автобусе — по старой доброй авантюрной традиции.
День третий — морской: мы собираемся на остров! На какой, все равно — главное, чтоб он был одинокий, как парус, и с кораллами. Без четверти десять, разорив администрацию юсхостела на кофе с печеньем, вываливаемся на улицу.
— Вы на остров? — интересуется хозяин.
— Да!
— Так идите скорее, корабли на все острова отходят только раз в день — в десять утра.
— ЧТО???
Конечно, порт рядом, но если учесть, что за оставшиеся 15 минут надо: 1 — найти порт и добежать до него; 2 — найти причал островных паромов; 3 — решить, на какой именно остров мы поедем, купить билет (желательно — в обе стороны) и добежать до трапа!!! Думаете, нам это не удалось?
Мы едем на носу парома — сидим на горячем железе палубы, так что попы жжет даже сквозь штаны, а в нос парома бьет горячий ветер. Тот самый, пиратский, тропический. Впереди небо и волны. И несколько мальчишек лет восьми-десяти. В шортиках, кроссовках, с рюкзаками. А все мальчишки в мире… Как мы уже знаем, одинаковы. Нос парома, море и мальчишки, висящие на канатных ограждениях. Ветер треплет их, как мух в паутине. Привет вам, Владислав Крапивин, вы тоже пишете правду, как я частенько убеждаюсь.
От порта острова Замами отходит маленький автобусик на пляж. Всего-то езды — минут десять. Но зато через весь остров, по диагонали. Водитель выгружает нескольких пассажиров в тамбур-кафешку возле пляжа, между душем и ларьком с мороженым.
— Эй, — говорит он, — тут, кажется, кто-то хотел спортом заниматься, вы ведь, кажется? — Он вопросительно смотрит на нас с Сашкой.
— Ага. Это мы!
— ТОМА-А-А! — орет водитель на всю ивановскую. — Тома, тут две чудачки иностранки хотят на рифе нырять, забери ты их ради бога!
Откуда-то из боковой двери появляется Тома — дядька в дайвинговом прорезиненном костюме.
— Эти, что ли?
Можно подумать, что он тут видит еще каких-то других…
— Эти!
— Ну, тогда лезьте в машину, поедем на катер и на риф. Да, кстати, а ласты у вас есть?
— Ну откуда у нас ласты!
— Тогда вот, примерьте по себе из этой кучи.
И тут начинается комедия, потому что ласт моего размера НЕТ! В конце концов Тома, усердно шаривший в куче, находит нечто ярко-голубого цвета и сообщает, что если уж и эти окажутся маленькими, то наступит амба. Но нет, эти, слава богу, хороши. Тома констатирует успех:
— Ладно, не свалятся! Купальники-то хоть у вас есть?
— Есть!
(Интересно, это его обрадовало или расстроило?) В армейском тупорылом джипе нас ждут три маленькие японки — они уже облачены в гидрокостюмы. Мы куда-то едем, потом плывем на катере, громыхая ржавыми аквалангами. Тома крутится за всех — за водителя, инструктора и распорядителя. Сашка осторожно пихает меня в бок:
— А что, они разве не от берега нырять будут, а прямо с глубины?
— Думаю, да…
— А ты ему еще не говорила, что я плавать не умею???
— Нет, пока не говорила, зачем человека раньше времени пугать!
Мы останавливаемся в центре безлюдной бухты. Риф просвечивает из-под зеленой, как в бассейне, воды темными рваными полосами. Небо — сине?е новенького матросского воротника. Тома опускает в воду лесенку и выдает нам наши ласты с трубками:
— Когда будем уезжать, я вам свистну, — жизнерадостно сообщает он.
И к моему безмерному счастью, снабжает Сашку спасжилетом. Я застегиваю рубашку на все пуговицы и собираюсь за борт.
— Ты что, в рубашке идешь? — оживляется Тома.
— Да, я в этом году уже раз обгорала, с меня хватит!
Плюхаюсь в воду и там натягиваю ласты. Сашка кружит рядом. В последний момент Тома скидывает мне на голову еще один спасжилет. Надеваю его, не волочь же за собой! Несильно шуруя ластами (Сашка с ходу просекла, как это следует делать) плывем в сторону рифа. Тома важно вещает что-то девицам в водолазных костюмах. Ну-ну. Внизу красиво. Но не так, как могло быть, — риф умирающий, рыбы есть, но не толпами, многие кораллы уже дохляки. Хотя некоторые цветут вовсю. Только что не пахнут. «Японские подводные сады» — так иногда называют коралловые рифы. Особенно это смешно звучит в Японии.
Погружение ушей в воду порождает гулкую, отрезающую от мира тишину. Потом возникают давно привычные мерные щелчки. Я до сих пор не знаю, откуда они — кровь в ушах или что-то внешнее? Мне кажется, что так под водой потрескивают кораллы… Я всегда скучаю по этому звуку. Внизу ползают голотурии и ярко-синие морские звезды. При виде их у меня возникает смутное подозрение, что я некогда умела нырять. Выплевываю изо рта трубку, подгребаю под себя ноги и начинаю смешно барахтаться, пытаясь уйти вниз. Как же! Сколько раз мой папаша-дайвер повторял мне в детстве, что попа тоже поплавок, особенно моя… Таки прав, наверное, был. Кроме того — я ведь совсем забыла — жилет!
— Сашка, караул, я, кажется, нырять разучилась!
— А ты эту штуковину с себя снять не пробовала?
— Ой, не пробовала, ура!
Я выползаю из жилета, и Сашка радостно устраивается на нем, как на надувном матраце. Подгребаю ногами по новой и старательно переустанавливаю вредную попу из положения «поплавок» в положение «балласт». Ур-ррр-а!!!!! Радостно иду ко дну — цапать звезд и голотурий. Звезды твердые, почти каменные, а голотурии на ощупь похожи на порядком потертые мокрые махровые полотенца. Некоторых неповоротливых рыб удается погладить по спине. Вон в воде стоит вертикально длинная носатая рыбина, плоская, как лезвие, и без хвоста. Жалко, еды для нее не захватили… Некоторые кораллы оказываются не кораллами, а мягкими подводными цветами. Собираю со дна раковины, отломанные коралловые ветки разных сортов и парочку голубых звезд. Огромных тридакн опасаюсь — говорят (хоть и наверняка врут)[57], что они любят хватать ныряльщиков за руки и те задыхаются… А ножа, чтобы разрезать мускул, сжимающий створки тридакны, у меня нет. Да и тридакну жалко…
