Следом едут воины периода Энряку (начало IX века). Все в кольчугах, в разных железных прибамбасах. Звенят мелким железным звоном, как полный грузовик проволоки. А за процессией дорогу перебегает металлист «из зрителей». Звенит точно так же, да и выглядит похоже… Ничто не ново под луной!
Время Киото закончилось. А то, что было до основания этого, одного из «Вечных» городов, никого не интересует… Последними идут храмовые монахи и прелаты. Тоже важные господа со своими музыкантами. Впереди них — четыре маленьких мальчика с картонными птичьими крыльями и волочащимися по земле плоскими хвостами. Если смотреть со спины, кажется, что ковыляют большие жар-птицы. И гордость в глазах.
Парад прошел, он был очень длинный. Но ведь где-то там, впереди, голова шествия уже наверняка добредает до огромных красных ворот храма Хейан-дзингу. Я пускаюсь бегом. Парад тянется вперед неторопливо, но понятно, что до его окончания отсюда к Хейан-дзингу не успеть. Всем, но только не мне! Есть на земле такая милая вещь, как проходные дворы: железные лесенки через подпорные стенки и узкие переулки.
Когда я выскакиваю из неприметного лаза за храмовой стеной Хейан-дзингу прямо к центральным воротам, парад не прошел еще и половины пути. Наглость — второе счастье: не проходит и пяти минут беспорядочной толкотни в плотной толпе зрителей вдоль дороги, как я уже занимаю место впереди всех. Вот они: огромная красная махина храмовых ворот, красные бумажные зонтики. Ваш черед работать, господин Кэнон.
Но на этом мои планы на день не закончились. Потому что вечером в пригороде Киото будет проходить еще один фестиваль: Курама-мацури. А пока до вечера есть время, можно разведать пару незнакомых еще храмов за Хейан-дзингу. Близко же. Назывались храмы эти Конкайкомёдзи и Синнё-до. Оказалось, это уже предгорье. Закат был, ворота огромные, теплые лучи на ступеньках, желтые листики, кладбище на холме и лестница. Наверху — старая трехэтажная пагода. Внизу под воротами девчонки в волейбол играют. Старинные домики вокруг. И Киото сверху виден весь. Воздух прозрачный…
А вечером — маленькая, забитая толпой станция ветки железной дороги, ведущей через горы к горному храму Курама. Рядом со мной в очереди на электричку стоит высокий европеец, я едва достаю ему до плеча. Вот, блин, как, значит, рядом со мной себя большинство японцев чувствует… Приятного мало! Я трясусь в набитом вагоне и даже сижу. На выходе натыкаюсь на красивую, хорошо одетую европейку с японским ребенком. Очень хотелось бы послушать, на каком языке они говорят!
Что там будет, на Курама-мацури? Там будет холодный ночной воздух и пар изо рта. Огромные горы и запах леса, дыма, огня и канифоли. Ревущая в ущелье река и узкая уличка старых домов, забитая толпой любопытных. Костры, горящие в железных треножниках. Вдоль по дороге туда-сюда таскают зажженные вязанки хвороста. Небольшие пучочки горящих веток носят женщины и дети в кимоно. Они кричат хором: «Сай-рей-я-сайрё!!!» Глубже в горах встречаются компании молодых людей — эти таскают на плечах огромные, как колонны, факелы из сосновых прутьев и стволов. Огонь, искры. Молодые люди одеты в дикарские юбочки из веревок, черные гольфы и шлепанцы, поясницы тоже перевязаны веревками, плечи — полотняными лентами. Весь прикол этой традиционной одежонки в том, что задницы у молодых людей голые. Знаете, женщины, бывает, носят трусы бикини — такие, с голой задницей. Вот, конструкция мужских туалетов на Курама-мацури тут именно такая же. Курама-мацури правильнее следовало бы назвать «Праздник задницы», а не как-то по-другому.
От такого количества молодых людей с голыми попами я сперва впадаю в ступор, а потом начинаю сама себе напоминать того тощего черного волка из диснеевских мультиков: помните — при виде проходящих мимо красивых волчиц он все время облизывался, раскатывал здоровенный язык и глаза у него вылезали из орбит. Вот так и я — иду и, как тот волк, зыркаю во все стороны и облизываюсь. Большинство носильщиков, очевидно, старшеклассники (вот отрываются ребята, аж завидно). При виде многих из них почему-то вспоминается великолепная история про преподавательницу из нашего института — некую старую, толстую и добрую Дину — специалиста по истории искусства. Так вот, эта самая Дина как-то спросила, не видели ли студенты фильм «Иисус из Назарета», а когда выяснилось, что не видели, посоветовала сходить посмотреть, ведь там «такие ноги у мужчины!».
Чем дальше вглубь, тем больше голых задниц. Ребятки таскают эти самые горящие факелы и все время кричат свое «Сай-рей-я-сайрё!!!», а по пути подпрыгивают и глубоко приседают. Иногда собираются в кружки и скандируют за главенствующим оруном. Впечатляет. Сильно разгоревшиеся факелы поливают водой. Дым и шипение. В центре у храмовых ворот огромные горящие факелы поднимают на попа огнем в небо.
Толпа безумная, места для прохода почти не остается. В центр огненного пути не пускают охранники. Один стоит на углу и без конца орет: «Осторожно, тут ступенька, осторожно, тут ступенька!» Не позавидуешь ему. Особо пронырливые и, конечно, имеющие доступ зрители глядят на действо из окон домишек или с крыш.
Дым ест глаза, и зрители разбегаются от заливаемых водой вязанок. Только я стою совсем рядом — в дыму. Японцы рыдают от дыма и подозрительно косятся на меня, которой все нипочем. Нет, я не Терминатор, просто мои линзы почему-то защищают от дыма. Удивительный эффект. Необъяснимый, но очень и очень удобный. Лицо жжет от близости огня. А уж как им там жжет голые задницы, могу себе представить! Парнишки выстраиваются рядком, некий пожилой господин шествует вдоль строя и поливает им задницы из ковшика — для охлаждения.
Издали доносится гул барабана. Протискиваюсь туда и обнаруживаю процессию, которая тащит за четыре ноги огромный металлический четырехножник с бряцающим колоколом на вершине. Впереди этой компании еще двое волокут гигантский барабан. В барабан бьет двумя колотушками малюсенькая сгорбленная старушка на вид лет 85 (добавь еще лет 10–15, и получишь реальный возраст, как я уже давно поняла про японцев). Седые короткие старушечьи волосы завиты в мелкий перманент. Отблески огня, треножник с колоколом, барабан и самозабвенно бьющая в него старушка. Это выше моих сил — я воровато подлезаю под ограждения, хватаю палку, сую ее в ближайший костер и, таким образом заимев самопальный факел и мимикрировав, присоединяюсь к процессии идиотов с барабаном. Также самозабвенно ору со всеми: «Сай-рей-я-сайрё!!!», размахиваю факелом и медленно двигаюсь по огненной дороге вдоль беспокойной черной людской толпы, зажатой в ущелье между ревущей пропастью реки и зубцами черных гор. Вальпургиева ночь, Средневековье, времена охоты на мамонтов… Война кланов Шотландии… Курама-мацури!
Затишье — улица-ущелье идет дальше, но она уже пустынна — праздник остался позади, а здесь — рев реки, ручьи текут прямо под полотном дороги, редкие костры горят вдоль улицы у запертых наглухо дверей фанерных японских домишек. Неожиданно в застройке появляются разрыв и пропасть за ним.
Пора возвращаться. Но успокоившая меня раньше обходная дорога к станции так забита людьми, что пройти кажется нереальным. Впереди — ветхий мост через реку. Там стоит охрана, впускает на него только по нескольку человек. Охранник орет: «Осторожно, мост старый, пожалуйста, медленнее! Вы ждите, медленнее, я сказал!» Толпа похихикивает. Перебираюсь наконец через реку. Гляжу на часы и понимаю, что всего только еще 9 вечера, но мне до Киото отсюда час езды, если сразу сесть в поезд, что в такой толпе нереально, а потом до Осаки еще… В общем, если я не приму сейчас экстренных мер к своему спасению, то электрички перестанут ходить и буду я ночевать в Киото на скамеечке. Что-то не хочется — холодно уже по ночам. Я пускаюсь бегом от узкой запруженной тропинки по чужим огородам — с грядки на грядку… В толпе куча иностранцев, много негров. Нигде их в Японии раньше столько не видала. Очевидно, такое дикарское зрелище даже негров привлекло. И хорошо — пускай бы ездили себе все везде, развлекались, толкались, обзывали друг друга дураками-иностранцами, лишь бы не воевали…
Добегаю до станции — там толпа завивается спирально по проходам вдоль поставленных лабиринтом заграждений: вроде и станция близко, да дойти далеко. Хмыкаю и перешагиваю ногой через первый барьер. Пятый, десятый, двадцатый… Простегиваю извивающуюся толпу, как наметочная нитка ткань. Вслед слышу комментарии: «Во дает! Ну конечно, такие ноги, можно и переступать. Мне б такие ноги, я б, может, тоже…» Ха! Присматриваюсь — им всем этот барьер выше пояса. Не переступят. Какой-то паренек кричит мне вслед радостно: «Эй, ногастая, куда спешишь, постой, я с тобой!» Даже времени не пожалела — остановилась: «Куда тебе за мной, красавчик, с твоими-то ногами!» Надеюсь, хоть заикой на всю жизнь мальчика не оставила. В вагон втиснулась. Успела. Всю дорогу до Киото держала за шкирку какую-то
