- По воле главы империи, Краасса Нария Эрвинга, за преступление против нации, его сестра, Атталия Лорн, приговаривается к высшей мере наказания - казни. Приговор будет приведен в исполнение немедленно. Апелляция невозможна.
На мониторе - тонкая сгорбленная фигурка, безвольно съежилась в руках гвардейцев. Сердце колотится все громче о грудную клетку, голову сжимают невидимые обручи. Андроид прикладывает к обнаженному плечу девушки плоский футляр. Её тело конвульсивно содрогается и безжизненно провисает. Инъекция снотворного - все, чем он может облегчить её участь. По крайней мере, она ничего не почувствует....
Андроиды укладывают тело на круглое возвышение в центре зала. Выходят. Совсем немного до бесповоротного конца. Один его знак, и освобожденные силовые поля разорвут живую материю на биллиарды бездушных частиц. И та, которая еще сегодня жила, чувствовала, осязала, надеялась, вопреки всему и вся, она исчезнет. Навсегда....
- Нет!!! - безумный вскрик загнанного зверя. - Остановить аннигилятор!..
Приказ незамедлительно выполняется. Придя в себя и отдышавшись, Краасс начинает отдавать торопливые распоряжения....
Денио не спрашивает о сестре. Уверен, та отправилась в длительное путешествие по старым мирам. Да он никогда особо и не интересовался Аттали. Изредка даже позволял себе по-доброму подсмеиваться над Краассом. Мол, совсем тот в няньки заделался. Пусть уж откроет школу и преподает там дисциплины о поведении в высшем свете, для знатных девиц.... Краасс не обижался. Денио был предан ему, как никто. Пускай он по натуре вояка и утонченному эстету покажется порой грубоватым и, в чем-то, ограниченным. Зато - настоящий эксперт своего дела, истинный бог войны и верный товарищ. Нельзя отравлять его существование таким преступным знанием. К тому же, если он не согласится и, что весьма вероятно, не примет сторону Краасса, то это будет конец. Конец всему....
Резной каменный саркофаг надежно укрыт от чужих глаз в подземном Городе Мертвых на Рагезе. И ни одна живая душа, помимо Императора, не может пересечь границ города. Навещать священные останки вождей позволено только наследнику.
Там Аттали в безопасности. И пусть её покой, скорее всего, вечен, но она жива и не страдает. Она видит сны. Яркие, красочные, детские. Она может осуществить любую свою мечту, подарить себе весь мир. Сновиденья дадут ей это....
А как же новая жизнь, что зародилась в ней? Непонятная, непризнаваемая, преданная анафеме предками и предками их предков?!.. Её малыш тоже спит. Сказано было оракулом 'не буди спящих'. Он позаботится об этом. Да будет так.
... Ребенок, открывающий врата.... Куда?.. Зачем?.. Нет, это не связано с Аттали. Здесь нечто другое... другое.... Мысли ускользают, путаются. Сумасшедшее напряжение последних дней дало результат. Краасс забывается сном.
* * *
- Вася!.. Вася, Вася.... Василинка!.. Ну, где ты, в самом деле? - Аля уже битый час заглядывает в подвальные окошки. Кошка, как назло, не появляется.
Наконец, когда девочка окончательно собралась уходить, послышался шорох. Василина явилась вовсе не из подвала, а откуда-то со двора. Урчала. Терлась о ноги. Аля поспешно выложила на асфальт заготовленный паек - котлету из школьной столовой. Подождала, пока киска насытится. Поласкала немного свою любимицу и побежала домой. Кошка сначала рванула следом, но на ступеньках затормозила. Коротко, вопрошающе мяукнула. Девочка не оглянулась, не остановилась. Вася отстала. Потрусила вниз, на улицу.
Почти одним махом одолев семь этажей, Аля присела на ступеньки. Обождала, пока дыхание выровняется. Домой идти совершенно не хотелось. Мама, как всегда, на работе, корпит над бумагами допоздна. Со стороны покажется, небось, главный бухгалтер, это же так круто! Бабок куры не клюют. Респект, положение и все остальное. Ага. Как говорится, у соседа и уксус сладкий. А на самом деле ... Может, её маме просто не везло? Она была какой-то, ну, почти патологически, правильной. Никогда не соглашалась вести 'левую' бухгалтерию, подписывать липовые накладные. Даже за приличное вознаграждение - закрывать глаза на махинации начальства. Скажете, такого не бывает? Придется поверить. Мастодонты от честности пока не перевелись.
Соответственно, и рабочие места менялись с завидной регулярностью. Лера Ефимовна, однако, не унывала. Работу свою она любила. Тем более, дочка уже достаточно подросла и могла обойтись без постоянной опеки. Хотя, положа руку на сердце, возьмусь даже утверждать: этой самой домашней опеки над Алей никогда толком и не было. Сначала садик, где её регулярно забирали чуть не самой последней из группы. Отсюда - косые взгляды нянечек и плохо скрытое недовольство воспитательниц. Потом - школа с вечной продленкой. Приятным разнообразием, если это так назвать можно, бывали эпизоды, когда Аля болела. Она лежала в теплой уютной постели. Читала, рисовала днями напролет и была, по-своему, счастлива.
Это же так здорово: У подушки книжка с любимыми сказками, на тумбочке - чай с лимоном и баночка пахучего меда. Мама дома. Рядом. Отец ни кого не трогает, не учит жизни. В такие моменты он откладывает воспитательный процесс на потом, чтобы не дергать 'больного ребенка'. Что еще, в самом деле, для счастья надо?
Идиллия закончилась, когда Але стукнуло девять. Отец в тот год потерял работу и осел дома на несколько месяцев, злой на весь белый свет и царящую в нем несправедливость. Что там у него произошло, Аля, в силу возраста, понять толком не могла, на резкие изменения в характере родителя прочувствовала сразу. Если раньше он любил просто поучать, то теперь это выливалось в бесконечные одергивания, замечания и выговоры. Уже даже безо всякого повода. Аля понимала - отец срывается на ней, как на удобном объекте. В самом деле, на слабых и зависимых отыгрываться бесконечно легче: и в морду не получишь, при случае, и будешь, однозначно, ощущать себя 'на горе'. Эх, видели бы со стороны взрослые, как мерзко они выглядят, на полном серьезе сражаясь со своими детьми, особенно, маленькими. Как все это глупо, противно, а, главное, абсолютно бессмысленно.
Ну, конечно, зачем мучиться, объяснять, раскладывать по полочкам? Зачем приводить аргументы и натыкаться на ответные, зачастую очень даже обоснованные, возражения ребенка? Куда проще во главу угла поставить безапелляционное 'нет'. Ну, и, как водится, шаг влево, шаг вправо, расстрел без пояснений.
В целом итоги подобной дрессуры могут быть разными. Один пункт здесь всегда остается неизменным - малыш уже никогда не будет доверять родителям. Он никогда - подчеркиваю! - не попросит напрямую совета. И, уж точно, никогда не откроет того, что лежит на душе. Медленно, но верно родители становятся для него олицетворением такой себе 'плетки' над головой. Нужно ли говорить, что когда-нибудь ваше неразумное дитя плетку эту перерастет? Что тогда получится, сами увидите....
Слушайте своих детишек, взрослые-е-е, они тоже люди! Пусть вам и сложно пока в это поверить. Просто раз-го-ва-ри-вай-те, хоть иногда. Без приказов. Без нотаций. Без истерик!.. Да кому я говорю!..
Але до сих пор вспоминается тягостное чувство тоскливого ожидания: что ждет дома сегодня, в каком настроении её встретит отец, что нужно в очередной раз сказать и сделать, чтоб еще раз доказать - она его любит, понимает, слушается.... Теперь ожидания нет. Есть уверенность: ничего хорошего за этой дверью произойти уже не может. Аля четко знает наперед всю картину незамысловатого сюжета, что закрутится, едва она переступит порог. И - о Господи - как ей не хочется порог этот переступать!
Коротко вздохнув и крепко сжав губы, Аля выуживает из кармана ключ. Все равно ничего не попишешь.
* * *
- Алька, привет! Дуй сюда, быстро!
- 'Щас' такое расскажем!..
Маленькая стайка девчонок оккупировала ветхие трибунки на задворках школьного стадиона. Рядом крутится Рекс, Викина немецкая овчарка, ощупывает территорию внимательными умными глазами. Шумно внюхивается. Прислушивается к чему-то. И продолжает нарезать круги возле подружек.
Вечереет. В высоте шныряют летучие мыши. Молодая листва тополей отдает воздуху упоительный
