переулке. Недорогой, по центровым московским меркам, конечно, уютный, со «сборной» русско- европейско-кавказской кухней. Недавно, не иначе как из желания идти в ногу со временем и соответствовать модным тенденциям, в меню заведения включили суши с роллами. Эстетствующие ценители незамутненного стиля страдальчески поморщились бы и бежали прочь, даже не потрудившись захлопнуть меню, но Анна напротив находила определенное удовольствие в том, чтобы после солянки по- архиерейски съесть толму, политую смесью мацони с чесноком, а на десерт взять профитроли со сливочным кремом и клубникой. Странно, но в опровержение постулата, гласящего, что ни один повар не может одинаково хорошо готовить блюда разных кухонь, местному повару удавалось все, даже суши с роллами у него были кондиционными, а не какими-то там колобками из полусырого риса и мелко порубленных крабовых палочек. Суши ценны в первую очередь своим изысканным минимализмом, но минимализм не имеет ничего общего с минимизацией затрат, столь любимой столичными рестораторами, да и нестоличными тоже.
А еще в кабачке была мощная вентиляция, ввиду чего дым из курящей зоны не доходил до зоны некурящей, и не было живой музыки с традиционным для общепита репертуаром, надрывающим душу и выносящим мозг. Упоминание о тающих лучах забытого заката, о девушке Прасковье из Подмосковья или о подаренном любящей матерью вязаном жакете, отбивали у Анны не только аппетит, но и само желание развлекаться. Первое же место по антипатиям стойко удерживала «Москва златоглавая», не столько из-за текста или музыки, сколько из-за принятого повсеместно оглушительнейшего исполнения и дикого топота, призванного изображать не то бег залетных коней, не то грациозное сбивание снега с каблуков гимназистками. Ну и публика в кабачок ходила соответствующая — тихая и сдержанная, в основном парочки от тридцати и старше.
Анна остановила выбор на потертых стрейчевых джинсах и свободного кроя красном пуловере с рельефным узором, стилизованным под кольчугу. Тогда можно будет надеть светло-коричневую замшевую куртку и такого же цвета «мартенсы». И сумка с бахромой есть коричневая, только малость темнее куртки и ботинок. Кэжуал стайл. Удобство ради удобства.
Ювелирка под этот прикид подходила всего одна, но, зато идеально — тонкой работы серебряный гарнитур с искрящимся авантюрином. Серьги, подвеска, колечко — и все такое ажурное, невесомое.
Белье, изгаляясь в иронии над собой, выбрала самое соблазнительное, еще ни разу не надеванное.
— Не на всякий случай, а просто потому что мне идет! — сказала Анна, глядя в зеркало на себя, такую красивую и возбуждающе чувственную в прозрачной эфемерности кружев. — А раз идет, то что бы себя не порадовать?
От утренней меланхолии не осталось и следа. Правильно говорит Виктория, что светская жизнь — лучшее лекарство от скуки. А кто разбирается в лекарствах от скуки лучше неработающих бездетных женщин? Разве что только охранники.
Панферову заведение понравилось или просто сказалось хорошее воспитание.
— Классное местечко, — похвалил он еще на улице, поняв, что Анна ведет его именно сюда. — Притягательное.
— Нет швейцара с бородой и галунами! — было сказано в вестибюле. — Отдельный плюс.
— Здесь даже гардеробщика нет, — похвасталась Анна. — Напольные вешалки стоят прямо в зале. И антураж простецкий, стилизован под старые каменные стены.
Анна вспомнила китайский ресторан с вычурным названием — не то «Жемчужина красного дракона», не то «Красный дракон у жемчужной реки» — в который ее затащила Виктория. «Та-а-акое изысканное место, Ань, прям умереть — не встать! Получишь незабываемые впечатления!».
Оказалось не столько изысканно, сколько роскошно. Тяжелые вызолоченные двери, внутри все красно-золотое, горит, слепит. Сопровождаемые метрдотелем и двумя официантами (по уму вполне хватило бы одного), они проследовали через огромный зал, прошли по узкому, изобилующему поворотами, коридору и очутились в большой комнате, в центре которой стоял прямоугольный стол, а по его бокам, вдоль стен, были расставлены плетеные ротанговые стулья. Над стульями висело несколько картин, изображающих эпизоды из китайской истории или же из какого-то знаменитого китайского классического романа, может из «Сна в Красном тереме» или «Троецарствия». Один из официантов, стоило клиентам только усесться, уточнил, какой чай они предпочитают, и ушел за чайником. Другой священнодействовал, настраивая кондиционер, висящий на стене. Метрдотель с поклоном подал каждому меню и почтительно замер в ожидании заказа… Чай оказался паршивым, еда невкусной, а из горки маринованной капусты на стол важно выполз упитанный таракан… незабываемые впечатления, Виктория не обманула.
— Это вообще здорово! — восхитился Панферов. — А то очень неудобно вытряхивать все из карманов в гардеробе. Вам, женщинам, удобнее…
Помогая Анне снять куртку, Панферов мягко и словно невзначай коснулся пальцами ее шеи. На какое-то мгновение, но Анну будто током ударило. «Жуть!» — смущенно подумала она, не желая даже вспоминать, сколько времени она не была с мужчиной. И в ресторане, и вообще.
С мужчинами, несмотря на их кажущееся изобилие, дело обстояло не лучшим образом. Избранник должен был подходить по ряду критериев, установившихся давно, в самом начале студенчества. Критериев было немного, по пальцам пересчитать, но ни одним из них Анна не могла и не собиралась поступиться.
Он должен был быть умным. С дураками скучно. Это раз.
Он должен был быть опрятным чистюлей. «Настоящий мужик могуч, вонюч и так далее» — это из другой оперы. Для других. Это два.
Он не должен был быть сквалыгой и крохобором, причем крохоборство рассматривалось глобально, как опора или подпорка жизненной позиции. Швыряние деньгами Анна тоже не приветствовала. Золотая середина — относиться к деньгам разумно, бережно, но без дрожи в руках и прерывистого дыхания. Это три.
Он должен был быть свободным. Женатики (как гражданские, так и юридические) Анну не вдохновляли. Проблематично, неудобно и противно до омерзения. Это четыре.
Он должен был быть приятным. Сюда входила совокупность качеств — от симпатичной, располагающей, внешности, до нежности в постели. Это пять.
Панферов, кстати, был симпатичным. Голубоглазый блондин скандинавско-поморского типа с хорошей фигурой. Глянешь и сразу ясно, что в спортзал и бассейн человек ходит регулярно, а не полтора раза в три месяца, как, например, это делала Анна. Только нос уточкой и маленький, не под стать всему лицу, подбородок слегка портили впечатление. Но ненамного, можно сказать, что и не портили вовсе.
Всего пять критериев. Если считать по пальцам, то можно обойтись одной рукой. А вот поди же, найди кого-нибудь подходящего по всем пяти.
— Сестренка, ты все усложняешь! — учила жизни Виктория. — Надо жить проще. Увидела подходящего мужика — хватай и пользуйся.
— Пользуются вибратором, — поправляла Анна, — а с мужчинами вступают в отношения.
— Чтобы ими пользоваться! — подхватывала двоюродная сестра. — Кому нахрен нужны отношения, от которых нет пользы?
Напоминать, что пользу каждый человек представляет по-своему, было опасно. Виктория ярилась и выливала на Анну столько цинизма, что хотелось немедля бежать и вымыться с мочалкой под обжигающе горячим душем. Выговорившись, Виктория добрела и предлагала по-родственному:
— Хочешь любого из моих мужиков, кроме Гарусинского, конечно?
Виктория была классной родственницей — чуткой, доброй, отзывчивой, щедрой, незлопамятной… Только мозги слегка набекрень. Разумеется, двоюродная сестра была об Анне того же мнения.
Рекомендаций по выбору блюд Анна давать не стала. Заказала себе салат с брынзой и запеченное филе судака с цветной капустой. Оголодавший Панферов выбрал сытное — «купеческий» салат (тот же оливье, только с утиной грудкой) и телятину в горшочке. С грибами. Пить решили красное вино.
— Бордо, Шато, Шантарель, Кьянти… — Официант перечислял марки, уставившись в потолок, словно считывал их оттуда.
Панферов выжидательно посмотрел на Анну. Анна пожала плечами. Панферов дослушал перечень до конца и заказал «кадарку».
