голову? Подобно актерам, которые, совершив таинство преображения, из обычных мужчин и женщин становятся кем-то иным, зрители тоже переходят на новую, более высокую ступень существования и понимания жизни.
Тем временем на сцене начался древний обряд инков. Миссис Джордан, в леопардовой шкуре и в уборе из ярких перьев на голове, закружилась в танце с мистером Клайвом Харкортом, исполнявшим роль Коро. Из всего оркестра играли одни только скрипки, их звуки наполнили зал страстью и благоговейным трепетом. Пораженный этим зрелищем, Уильям откинулся на спинку кресла и вдруг заметил на боковой стене ложи гравюру, изображающую Гаррика в роли Гамлета, с черепом в руках.
Отец и сын вышли из театра в приподнятом настроении. Им уже виделись сцены из будущей постановки «Вортигерна».
– Так и представляю себе, руины… леса до самого горизонта… – говорил Сэмюэл.
– Мистер Кембл производит огромное впечатление.
– Голос у него удивительный.
– А сколько чувства! Вортигерн в его исполнении вырастет в грандиозную фигуру.
– А какая изумительная осанка! Он меня поразил.
Они шагали на север, мимо Маклин-стрит и Смартс-Гарденз.
– Ты просто
– Рукописи она дала мне в подарок Я это вам уже говорил, отец. Она не желает, чтобы ее имя стало известно широкой публике.
– Но отцу-то уж…
– Нет, сэр, даже вам.
– Я много размышлял об этом, Уильям. Что, если какой-нибудь критик… какой-нибудь гнусный писака вдруг заявит, что пьеса не творение Шекспира?
– Я это опровергну.
– Так ведь твоя благодетельница привела бы доказательства.
– Доказательства? Тут нечего доказывать, отец. Об этом и речи не будет. Любой, кто увидит пьесу в «Друри-Лейн», сразу поймет, что ее написал Шекспир. Вне всяких сомнений.
Однако переубедить отца Уильяму не удалось. Сэмюэл Айрленд и Роза Понтинг частенько обсуждали непредсказуемое поведение юноши. Иногда он часами просиживал в своей комнате, причем, как установила Роза, всегда запирал дверь на ключ и даже не пытался это объяснить. По ночам, вместо того чтобы спать, он тоже чем-то занимался. Роза подозревала, что тут замешана женщина, но признаков ее присутствия найти не могла. Поскольку Уильям строго-настрого запретил им обоим входить в его комнату, подозрение так и осталось подозрением. Когда она поделилась им с Сэмюэлом, тот лишь рассмеялся:
– И каким же образом он незаметно провел ее мимо нас, а, Роза? Ты об этом подумала? Нет, не может быть, чтобы он принимал, тем более – держал у себя женщину. А шум? А скрип половиц? Сама посуди.
И в самом деле, малейший звук, раздававшийся в комнате Уильяма, был слышен внизу, в столовой; однако сверху до них доносились лишь шаги неугомонного юноши.
– А мисс Лэм, Сэмми? Или она не в счет?
– Мисс Лэм близкий друг. Завсегдатай магазина.
– А зачем он в летнюю жару разводил огонь? Люди видели, что из средней трубы шел белый дым.
В этом вопросе не было никакой логической связи с предыдущим, и Сэмюэл только и смог сказать:
– Помилуй, Роза, не могу же я отвечать за сына.
– Над чем он там колдует?…
– Над чем же, по-твоему?
– Мне-то откуда знать? – с безразличным видом бросила она. – Не моя печаль, чем твой сын занимается.
В эту самую минуту из лавки по лестнице поднялся Уильям, и они смолкли.
Три дня спустя после представления «Писарро» Айрленды явились в пустой зал «Друри-Лейн» на репетицию «Вортигерна» и сели сбоку на откидные стулья. По сцене уже расхаживали Чарльз Кембл и Клайв Харкорт. Харкорту, худощавому мужчине с тонким лицом, была поручена роль Уортимера.
Хрупкий и слабый с виду, теперь, к изумлению Уильяма, актер будто ожил, осененный божественной силой. Он даже казался выше ростом. А кряжистый Кембл, наделенный красивым звучным голосом, превратился в Вортигерна.
Недовольный собственным исполнением, Кембл прервал монолог.
– Наверно, Шеридан, мне стоит намекнуть, что сын виноват больше, чем отец? – спросил он голосом Вортигерна. – Ведь сын, чтобы угодить отцу, умертвил дядю. Это факт. Но тогда следует ли отцу винить себя?
Он перевел взгляд на Уильяма, ища у него тоже ответа и поддержки.
– К убийству, однако, его подстрекал отец. – сказал Уильям. – Сын не сумел бы устроить заговор, не чувствуй он рядом присутствия отца.
– Присутствия отца? Очень интересно… – Кембл вышел на авансцену и вгляделся в темный зал. Сквозь стеклянный фонарь купола пробивались лучи солнца, в которых мерцали, перемигиваясь, пылинки. – Значит, даже когда меня на сцене нет, мое присутствие должно ощущаться? – Он повернулся к Шеридану. – Как это воплотить на сцене?
– Вы способны воплотить все на свете.
– Мой голос будет отлично слышен из-за кулис. Что, если раздастся мой смех? Или пение?
– Вортигерн не поет, сэр, – тихим голосом осмелился заметить Уильям.
– Но вам же ничего не стоит написать песенку, правда, мистер Айрленд? Какая-нибудь старинная английская баллада была бы тут очень к месту.
– Я не сочинитель, мистер Кембл.
– Разве? А я встречал ваши статьи в «Вестминстер уордз».
Уильям был заметно польщен тем, что столь выдающаяся личность обратила внимание на его эссе.
– Впрочем, я, быть может, и попытался бы написать куплет-другой, если вы так…
– Но только в шекспировском стиле. Чтобы брало за душу. Про звон мечей что-нибудь, про стаю воронов… Ну, сами знаете.
Миссис Сиддонс, приготовившаяся играть Эдмунду, уже теряла терпение.
– Если мистер Кембл не против, мы могли бы порепетировать еще один эпизод из оригинального текста пьесы. – Актриса была невысока ростом, но стоило ей заговорить, она показалась Уильяму выше и дороднее, чем прежде. А голос словно бы летел перед нею, предупреждая о ее появлении. – Я всегда считала ошибкой отступать от текста роли. Вы придерживаетесь иного мнения?
Было не совсем ясно, к кому она обращается, но Кембл сразу подошел к ней:
– Мы готовы, начинайте, Сара.
Она открыла тетрадь и продекламировала:
– Сара, дорогая! У вас что-то запуталось в волосах.
Она поднесла руку к голове, и из волос выпорхнула моль. Харкорт расхохотался, упал на колено, потом повалился на пол.
– Такой миниатюрный мужчина, а сколько от вас шуму, – неприязненно глядя на Харкорта, промолвила миссис Сиддонс.
