Репетиция продолжалась чуть ли не до вечера, пока миссис Сиддонс не объявила, что она свалится замертво, если ей сейчас же не принесут ромашкового чаю. Несмотря ни на что, Уильям пребывал в прекрасном расположении духа. Строки, которые он прежде видел лишь на бумаге, теперь обрели объемность, наполнились жизнью. Превратились в чувства – сильные или едва уловимые, в зависимости от актерского исполнения.
Уильям вышел из театра вместе с отцом. Оба шагали быстро, будто старались поспеть за собственными мыслями. Внезапно Уильям натолкнулся на высокого молодого человека, собравшегося пересечь Кэтрин-стрит, и сразу его узнал. Они познакомились в пивной «Здравица и Кот» в тот вечер, когда Уильям повздорил с Чарльзом Лэмом.
– Бог ты мой! – воскликнул юный Айрленд. – Я же вас знаю. Нас познакомил Чарльз.
– Дринкуотер, сэр. Меня зовут Сигфрид Дринкуотер.
Уильям представил его отцу; тот поклонился и заверил молодого человека, что чрезвычайно польщен знакомством.
– А как идут дела с Пирамом и Фисбой?
– Неужто вы не слыхали? От постановки решено отказаться.
– Почему?
– Мисс Лэм очень нездорова. Не выходит из своей комнаты.
– Да что вы?
Уильям давно ничего от Лэмов не слышал. Он сожалел, что повздорил с Чарльзом. С чего началась их ссора, он уже запамятовал, зато свою пьяную ярость помнил прекрасно.
– Что же с нею стряслось?
– Какая-то лихорадка. Чарльз и сам точно не знает.
– Я знаю причину. Мисс Лэм так и не оправилась после того происшествия. – И, обращаясь к отцу, пояснил: – Она ненароком поскользнулась и упала в Темзу. Я тебе рассказывал.
– Словом, – заключил Сигфрид, – прощай, Рыло, прощай, Дудка.
На следующее утро Уильям отправился на Лейстолл-стрит; он выбрал час, когда Чарльз наверняка уже сидел в конторе.
Дверь открыла Тиззи и, увидев Уильяма, как-то странно хихикнула.
– А это вы, мистер Айрленд? Давненько вас не было видно.
– Я понятия не имел, что мисс Лэм захворала. И пришел, как только…
– Она все еще плоха. Но уже садится. Извольте подождать внизу.
Войдя в гостиную, Уильям увидел там мистера Лэма: старик сидел на турецком ковре, скрестив ноги.
– Берегитесь стражи, – обратился он к Уильяму. – Стража является, когда никто не ждет.
– Простите, сэр?
– Стража приходит в ночи.[109] Так оно идет от века.
Мистер Лэм замолчал. Не прошло и минуты, как в комнату вошла Тиззи.
– Мисс Лэм тотчас же спустится, мистер Айрленд.
– Надеюсь, не ради меня? Прошу вас, если она все еще нездорова…
– Да она уж засиделась на одном-то месте.
Когда в дверях гостиной появилась Мэри, Уильям сразу заметил в ней перемену. Теперь она казалась гораздо более спокойной, чем прежде, будто была целиком поглощена какой-то тайной мыслью. Здороваясь, она легко коснулась губами его щеки, чем очень его удивила. Тиззи уже отвернулась и ничего не заметила. Мистер Лэм, скрестив на груди руки, мерно раскачивался на ковре вперед-назад.
– Давно же вы у нас не бывали, Уильям.
– Я знать не знал о вашем недомогании.
– Недомогание? Никакого недомогания. Я просто отдыхала.
– Конечно. Понимаю.
– Хорошо, что вы наконец зашли. Мы с папой часто о вас говорим. Правда, папа? – Мистер Лэм испуганно посмотрел на дочь и ничего не ответил. – Надо напоить вас чаем. Тиззи! – Служанка остановилась на полпути к двери и повернула обратно. – Пожалуйста, чаю нашему гостю, – жестким непререкаемым тоном распорядилась Мэри. – Садитесь же, Уильям. Расскажите о чем-нибудь.
Ее непривычное поведение и суровый тон смутили и обескуражили его.
– Пьесу репетируют в театре «Друри-Лейн». Вортигерна играет Кембл.
– Правда? Чарльз будет рад это узнать, – рассеянно сказала она, будто и не слушала Уильяма. – Где же, интересно, наш чай? Так похоже на Тиззи. Страх до чего бестолкова. Поражаюсь тебе, папа, как только ты ее терпишь? – Мистер Лэм по-прежнему раскачивался взад и вперед. – Вы слышали, что Чарльз не дал нам сыграть Пирама и Фисбу? Гадко с его стороны.
– Я встретил на улице мистера Дринкуотера.
– Встретили Дудку? Бедненький Дудка. Он лишился музыки.
Уильям не знал, что на это сказать.
– Я всем вам пришлю билеты, – пробормотал он.
– Билеты?
– На «Вортигерна», мисс Лэм.
– А почему вы не зовете меня Мэри?
И она залилась слезами.
Уильям в ужасе глядел на нее; в комнату поспешно вошла Тиззи.
– Ну куда это годится, мисс, не надо было вам вставать с постели. Простудились, вот теперь и расхлебывайте.
Она сделала знак Уильяму, что ему лучше уйти. Бросив растерянный взгляд на сидящего на ковре мистера Лэма, Уильям вышел из гостиной.
Глава одиннадцатая
И вот настал вечер первого представления «Вортигерна». Зал «Друри-Лейн» был набит до отказа. Сквозь щелку между кулисой и занавесом Уильям разглядел знакомые лица. У сцены сидели Чарльз, Мэри и их отец. В ложе «Гамлет» расположились Сэмюэл Айрленд, Роза Понтинг и Эдмонд Малоун. Том Коутс и Бенджамин Мильтон стояли плечом к плечу в партере, тем не менее Уильям заметил за их спинами Селвина Оньонза и Сигфрида Дринкуотера. Через боковой вход в зал только что вошел Томас де Куинси и теперь разыскивал свое место. В ложу «Макбет» посадили двух членов парламента с женами, а ложу «Отелло» целиком предоставили многочисленному семейству Кембла. В ложе «Лир» восседал граф Килмартин с любовницей. Казалось, весь Лондон съехался в театр. Уильям не мог заставить себя присоединиться к зрителям. Он настолько оробел, что решил остаться за кулисами. Смотреть пьесу из зрительного зала было бы для него столь же мучительно, как если бы пришлось играть в ней самому. Слишком уж она была ему дорога.
Тем временем за занавесом кипела работа. Сам распорядитель спектакля двигал здоровенный валун к центру подмостков, а главный бутафор насаживал ветки на ствол искусственного дерева. Декорации изображали поляну в густом лесу древней Англии, и несколько рабочих спешно расставляли на дощатом полу кусты и поросшие мохом камни. С помощью блока подняли на веревке луну, и главный бутафор немедленно затянул старинную песенку: «Отчего, скажите мне, нет мартышек на Луне?», которую с большой охотой распевают в трактирах. Уильяму тут же вспомнилось, как ее пел отец, когда они вдвоем катались на лодке по Темзе недалеко от Хаммерсмита: день выдался жаркий, Сэмюэл Айрленд исправно налегал на весла, и от него крепко пахло потом.
– Успех будет грандиозный, мистер Айрленд, – раздался сзади голос Шеридана; он стоял за спиной Уильяма, в тени раскидистого дуба. – Я возлагаю на эту премьеру большие надежды.
– Как вы думаете, зрители того же мнения?
– Естественно. Какой англичанин останется равнодушным на представлении новой пьесы Шекспира? Они будут рукоплескать, мистер Айрленд. Кричать «ура!». Быть может, даже вызывать автора.
– Автор, однако же, навряд ли появится.
– Шучу, сэр. Но вы, как первооткрыватель пьесы, можете выйти на поклон.
– Нет-нет. Это исключено.
