(Здесь в квадратные скобки заключены слова, вставленные в порядке конъектуры, на основании догадок.) Развивая эту гипотезу, я, Платон, думаю, что чернокожий певец пророчествовал о гибели мира Крота, о его распаде на руины и обломки. Позвольте мне процитировать мои же слова, сказанные по этому поводу ранее: «Воистину бедственным было положение поэтов и певцов той эпохи, которые, как мы полагаем, выполняли лишь развлекательные функции. Нам неизвестно, где они выступали — в общественных местах или на частных собраниях, но, так или иначе, скудость сохранившихся данных, имеющих к ним отношение, и характерная меланхолическая окраска тех их произведений, что дошли до нас, говорят о том, что статус их был низким». Было даже высказано предположение, что Джордж Элиот намеренно создал этот стихотворный «обломок», или «руину», чтобы выразить таким образом свое отчаяние. Возможно, существовала давняя традиция «руинной поэзии», и не исключено, что он стал ее последним представителем. Прошу прощения. Мой свет начал блекнуть. Вы уже заметили, да? Ничего страшного, для тревоги нет никаких оснований. Это не болезнь. Вам ничто не угрожает. Я устал, и только. Выступление мое окончено.

31

Что-то происходит. Что-то надвигается. Я слышу крики и лепечущие шепотки, а вот начали возникать тени. Чувствую, как они обступают меня. Душа! Мне неспокойно. Я ощущаю их явственней, чем ты можешь вообразить. Душа! Где ты? Вижу бледного юношу, прислонившегося к столбу. Девушка. К ней подходит животное. Теперь видно название: Голден-лейн — Золотой переулок. Кто эти люди, проходящие рядом со мной? Их так много. Я никогда не знал такой тесноты. Чувствую шум великого ветра. Душа! Ты от этого была мне защитой? Ты оберегала меня от них?

32

Сидония. Значит, ты его видел?

Орнат. Он стоял около ворот калек[34], с внешней их стороны.

Сидония. Удивительно. Это не назовешь его обычным местом.

Орнат. И еще одна странность: он разговаривал сам с собой.

Сидония. Быть не может!

Орнат. И размахивал руками вовсю. Выглядел очень разгоряченным.

Сидония. Ты что-нибудь уловил из его речей?

Орнат. Что-то насчет Золотого переулка. И что его окружает толпа, хотя он стоял совершенно один. Потом он приблизился ко мне.

Сидония. Как ты поступил?

Орнат. Почтительно поклонился ему, а он в ответ тоже поклонился. По обычаю мы должны были соблюдать тишину…

Сидония. Конечно.

Орнат. Но он вдруг спросил, не жду ли я кого-нибудь.

Сидония. Что?

Орнат. Я сказал: «Нет, не жду. Просто храню молчание, потому что этого требует благочестие». Тогда он засмеялся.

Сидония. И ты тоже?

Орнат. Естественно. Потом он спросил меня, не думаю ли я о чем-нибудь. Я ответил: «Нет, не думаю». Он спросил почему. Я объяснил: «Думать необязательно. Это ведь не то, что грезить».

Сидония. Хорошо сказано.

Орнат. Спасибо. Потом он провел ладонью по лицу и сказал, что видел меня участником гонки на весельных лодках, когда мы состязались с командой Эссекс-стрит. Он спросил меня, кто победил.

Сидония. Какой диковинный вопрос!

Орнат. Мне пришлось растолковать ему, как ребенку, что никаких победителей нет и быть не может. Он опять засмеялся и спросил меня, не потому ли у меня такой унылый вид.

Сидония. Не лишился ли он ума?

Орнат. Он действительно завел речь об утрате — правда, не ума, а души, но это было настолько нелепо, что я притворился, будто не слушаю. Потом, помолчав, он сказал, что отправляется в путешествие.

Сидония. В путешествие? То есть…

Орнат. Покидает наш город.

Сидония. Зачем, скажи на милость?

Орнат. Именно такой вопрос я задал ему.

Сидония. И что он ответил?

Орнат. Обвел взглядом все вокруг и что-то пробормотал об иных местах. Об иных людях. Я сказал: «Послушай меня, Платон». Я употребил именно такое обращение.

Сидония. Не как к оратору?

Орнат. Нет. Это почему-то показалось мне маловажным. Или излишним. Итак, я сказал: «Послушай меня, Платон. Мы росли в нашем городе все вместе. Мы подчинялись его предписаниям. Нас посвятили в его тайны. Ты был избран оратором, чтобы наставлять нас. Мы проводим жизнь в раздумьях о благости города, в созерцании его красоты. Мы внимаем твоим рассуждениям о его внутренней гармонии. Зачем же искать иное за пределами его Стены?» Он дал замысловатый ответ.

Сидония. Какой именно?

Орнат. «Может статься, милый Орнат, что я отправлюсь не так далеко, как ты думаешь. Может статься, что я отправлюсь в путешествие, не двигаясь с места».

Сидония. Что он хотел этим сказать?

Орнат. Понятия не имею. Пойдем. Прокатимся по Флиту на лодочке, поищем ангельских перьев.

Путешествие Платона в подземный мир

33

Там была пещера, и земля пошла вниз под уклон. Я ощутил запах чего-то и не живого, и не мертвого. Мне послышались голоса, и я двинулся ко входу в пещеру. Некоторый страх, должен признаться, я ощущал, но все мы, берусь утверждать, в той или иной степени боимся темноты. Вы говорите, мне все это приснилось? Нет, это не был сон. Я был бодр и зорок как никогда.

В пещере воздух показался мне таким тяжелым и душным, что я подумал было — все, дальше идти не могу. Но земля, как прежде, косо шла вниз, и, вступая во мрак, я безотчетно склонил голову. Не знаю, как далеко я ушел. Может быть, я не перемещался вовсе. Не исключено, что я стоял на месте. Вы понимаете

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату