не поручусь, артиллеристы расстреляли из пушки маршала Берию, мингрела по национальности.
И вот я в коридоре пятого этажа этой известной гостиницы, иду, курю сигарету за сигаретой, немножко волнуюсь, потому что чувствую на себе подозрительные взгляды горничных. Три раза останавливают дежурные по этажу — куда направляетесь, молодой человек? Однако при звуке 555 эти малопривлекательные тетеньки становятся, ну, не любезными, но как бы понятливыми. Ага, ага, дальше, пожалуйста, по этажу, там вам покажут. Оглядываюсь, вижу — смотрят вслед важные женщины с довольно заметным напряжением. Ну, вот наконец и цель нашего назначения — 555, стучу. На пороге Женя Гжатский.
— Здравствуй, дорогой!
Вижу, на столе уже отмечается угощение, 0,5 трехзвездочного дагестанского, бутылка боржоми, бутылка лимонаду, 0,75 ркацители, из закуски колбаса «салями», горбуша, заливной судачок. В вазе дюжина конфет, пара яблок.
— Давай сразу вздрогнем! — предлагает Женя.
Не вижу причин отказываться.
Вздрагиваем. Смотрю на Женю — приятный такой, открытый, человечный.
— Ты стихи пишешь? — спрашивает он и, получив отрицательный ответ, задумчиво так начинает смотреть в окно на Москву-реку и Теплоцентраль с мудрым ленинским афоризмом «Коммунизм — это советская власть плюс электрификация!». — А вот со мной случается, — тихо говорит Женя и начинает декламировать:
— Это под Маяковского, — пояснил он, но я, конечно, и сам об этом догадался по манере изложения.
— Там у тебя лесенка в конце? — спросил я. Женя Гжатский даже ахнул:
— Ну, Игорек, ты даешь! Из наших ребят никто не догадался, что в конце лесенка.
Мы тут же вздрогнули по второй «за поэзию», и я попросил разрешения позвонить по телефону. Женины глаза блестели неподдельным интересом, пока он смотрел, как я набираю номер, вот неравнодушный человек!
Фенька сняла трубку только после пятого гудка.
— Давай! — по обыкновению, закричала она, призывая звонящего «давать». Как всегда, за спиной у нее был топот, гогот, джазовая скрипка, квартира быстро превращалась в настоящий интеллектуальный бардак.
Я молчал, слушая ее столь мной обожаемое сбивающееся дыхание. Там моя девка сейчас стоит, нетерпеливо облизывая свои алые губы.
— Велосипедов, что ли? — захохотала она.
Я молчал, и пламя уже лилось от нее ко мне через весь столичный телефон и собиралось грозовым грузом у меня в чреслах.
— Велосипедов, между прочим, ты знаешь, что можно факоваться по телефону? — спросила она.
Я вдруг обнаружил, что у меня рот раскрыт и стекает слюна.
— Мудак! — крикнула она и бросила трубку. Вспышка! Это Женя Гжатский сделал снимок — я с телефонной трубкой и приоткрывшейся пастью.
— На память, — пояснил он, а потом задал мне довольно удивительный вопрос: — Скажи, Игорек, в детстве тебя мама не Герой ли звала, не Германом, не Генрихом, не Францем, случайно?
— Гошей звала, — припомнил я свою бедную легкомысленную мать.
— А Гансиком не ласкала? Что-нибудь такое не напевала — ты покинул отчий дом, бросил ты Эльзас родной?… Случалось такое?
Женя Гжатский смотрел на меня внимательнейшим образом.
— Да с какой же это стати? Гошей меня мать звала, да и сейчас Гошей зовет, а чаще, как ни странно, «друг мой» говорит, такая у нее забавная привычка. А почему ты так спрашиваешь, Женя?
— Да просто любопытно, но вообще-то там у вас в Краснодаре-то немцы ведь стояли, когда ты родился, правда? Просто, может быть, у мамы твоей немецкие имена в памяти застряли, ничего удивительного, ведь Германия — страна высокой культуры. Гитлеры приходят и уходят, как товарищ Сталин сказал, а народ германский, а государство германское остается. И вот тебе доказательство мудрой цитаты — Вальтер Ульбрихт, Анна Зегерс. А вот у тебя самого, лично, Игорь, есть какая-нибудь тяга, ну, пусть такая внутренняя, необъяснимая, к германской культуре?
— Я лично Генриха Бёлля люблю, — сказал я. — «Глазами клоуна». Вот это книга! А как ты, Женя, между прочим, узнал, что я лично с Краснодара?
Вопрос остался без ответа, потому что тут как раз к нам в номер вошла горничная с новой бутылкой дагестанского на подносе, с ркацители, закуской, в общем, полное повторение прежнего набора, но к этому также прилагается счет. — Жаркович просил заплатить сразу, — сухо говорит она Жене Гжатскому.
— Как это так?! — вскричал Женя Гжатский с такой страстью возмущения, как будто у него что-то родное отбирают. — Вам разве не звонили наши товарищи? Жарковичу лично Зубец при мне сказал по телефону — оформляйте по безналичному!
— Мое дело маленькое, — сказала тетушка. — Я ваших Зубцов не знаю. Идите сами с Жарковичем объясняйтесь.
— Ох, какая вы, мамаша, — вздохнул Женя Гжатский и мне шепнул: — У тебя нет рубля?
— Как раз рубль и есть. — Я достал то, что просили, мятую крошку рубля.
Женя взял рубль, вышел вместе с горничной в коридор и тут же вернулся, все улажено.
— О'кей, — говорит он после этого. — Хочешь проверить мужские свойства характера?
Рраз, и засучивает рукав пиджака вместе с рубашкой. Обнажается банальная татуировочка — кинжальчик, обвитый пресмыкающимся, как-то не ожидалось увидеть именно это над запястьем Жени Гжатского, комсомольца эпохи научно-технической революции.
— Это еще от лагеря осталось, — пояснил он, — от пионерского… Ну вот, засучивай рукав и ты, Гера, то есть, прости, Гоша. Так? Клади руку на стол вплотную к моей. Сделано. Теперь, Герман, то есть, прости, Игорь, кладем между нашими руками вот эту горящую сигарету «Мальборо». Лады? Положение, как видишь, равное. Кто дольше выдержит?
Зачем я согласился? Жутчайшая сатанинская боль от горящей иностранной сигареты через руку пронизала все тело, дергаются ноги, лицо искажено омерзительной гримасой страдания, это я вижу в зеркале, где отражается также невозмутимый модно подстриженный затылок Жени Гжатского, в то время как прямо передо мной через стол его неподвижное лицо и устремленные на меня неподвижно яростные глаза Павки Корчагина, смерть врагам революции.
И вот я взвыл и отдернул руку, признаюсь, ненадолго хватило моих мужских качеств.
Женя Гжатский бросил мне кусочек туалетного мыла — протри ожог!
— Вот видишь, Герман, ой, прости, сам не знаю, почему немецкие имена все в голову лезут, вот видишь, чьи мужские качества преобладают. А хочешь быть таким же стойким, настоящим мужчиной? Есть у тебя такое похвальное желание?
Ну конечно, кто же не хочет, кто же откажется от такого предложения, я, понятное дело, кивнул.
— Вот так молодец! — радостно вскричал Женя Гжатский. — Значит, прибыло нашего полку! Поздравляю, Гошка, от всех наших парней тебя поздравляю. Давай, Игореша, подписывай бумагу, и сейчас мы сразу же еще вздрогнем!
