ружье военнопленных. Как ни странно, главную угрозу для моего плана представляют не красные, а свои. От военных побед у «неделильщиков» может закружиться голова, и они не дадут барону вовремя остановиться. Но это уже вопрос внутренней политики…
У окрыленного Антона мысли так и понеслись. Если б он не робел, сказал бы: «Я так счастлив, что приехал сюда! То, что вы говорите, правильно и прекрасно! Мы оставляем народу России всё: каменные города и пышные дворцы, полезные ископаемые и заводы. Мы уходим нищими и нагими! Тем самым мы разом выплачиваем долги, накопленные нашими предками! Большевики заявляют, что всё национальное богатство создано руками пролетариата? Что ж, забирайте! Вы забыли, что были лишь исполнителями, а проектировали, изобретали, придумывали мы? Вы не понимаете, что мы – мозг, дух и воля, а вы – всего лишь тело? Что ж, поживите телом без головы. Или попробуйте отрастить себе новую голову. А мы попробуем, не получится ли у нас обзавестись собственным телом».
Отличная получилась речь. Надо будет потом ее записать, подумал Антон. Или все-таки произнести?
Правильно сделал, что сдержался. Иначе Бердышев счел бы его человеком несерьезным и беседа не получила бы дальнейшего развития.
Петр Кириллович с минуту внимательно смотрел на раскрасневшегося, но стоически хранящего молчание Антона. Сам себе кивнул, слегка усмехнулся.
– Тебя не удивило, что я сравнил Крым с розой?
– Немножко, – признался Антон. – Такая манера выражаться вам не очень свойственна.
– А это не манера. Белая роза – эмблема нашей организации. Пока мы этот символ не афишируем, но со временем он, вероятно, украсит красно-сине-белый триколор Южнорусской республики Крым.
– Вы имеете в виду организацию ваших единомышленников, «крымцев»?
– Нет. Единомышленников много, но лишь избранные входят в «Братство Белой Розы». Это люди, твердо верящие в нашу идею, не болтающие и непременно занимающие должность, на которой могут приносить конкретную пользу. Я бы назвал это сообщество «орденом», просто не люблю громких слов. Насчет «белой розы», как ты догадываешься, тоже была не моя идея. – Петр Кириллович улыбнулся чуть шире, чем прежде. Кажется, говоря о своем детище, он понемногу оттаивал. – Я прагматик, но у нас есть и поэтические натуры. «Белая» – понятно почему. А «роза» – потому что Крым должен быть цветком с очень острыми шипами. Любоваться можно, но кто захочет сорвать – поранится. Поэтому внешним и внутренним врагам мы будем давать жесткий, даже безжалостный отпор.
Антон был ошарашен. Такого он все-таки не ожидал. Нечто вроде масонской ложи? Ордена розенкрейцеров?
– Безжалостный отпор внутренним врагам? – нерешительно повторил он.
Бердышев понимающе кивнул.
– Не беспокойся, инквизиций и пыточных застенков у нас не будет. Когда я говорю о внутренних врагах, я имею в виду лишь террористов, диверсантов, активных саботажников. Шипы розы не направлены против инакомыслящих. Один из первых указов Петра Николаевича был знаешь про что? Тебе, непротивленцу, понравится. – По этой шутливой фразе впервые стало ясно, что цюрихское письмо на шести страницах Петр Кириллович внимательно прочитал и содержание помнит. – Барон распорядился за сочувствие большевикам не сажать в тюрьму, не вешать, не расстреливать, как это бывало в деникинские времена, а высылать красных симпатизантов на советскую территорию. Не нравится – убирайтесь.
– Но это… это замечательно! – с облегчением воскликнул Антон. – А на фоне всеобщего озверения даже феноменально!
Во второй раз Бердышев достал часы. Судя по озабоченной тени, пробежавшей по аскетическому лицу, разговор пора было заканчивать.
– После длинного объяснения короткий вопрос. Ты хочешь стать членом Братства?
– С вами – куда угодно!
Но пылкость ответа Бердышеву не понравилась.
– Это не то, что я хочу услышать. Людей исполнительных, в том числе беззаветно мне преданных, в ББР хватает. От тебя мне нужно другое: незамутненный взгляд, свежие мозги. И я, и мои соратники слишком долго варились в этом кипятке. Очень может статься, что за деревьями мы не разглядим леса. Готовится проект государственного, политического и экономического устройства небывалой прежде страны. К тому моменту, когда крымская идея возобладает и Петр Николаевич предложит мне возглавить правительство, я должен быть стопроцентно уверен в правильности нашей стратегии. Антон, я хочу поручить тебе дело огромной важности. Ты идеалистичен, но практичен. Начитан, целеустремлен, стараешься жить своим умом. Ты очень недурно руководил Фондом, в твои годы это удивительно…
Антон открыл было рот сказать, что все дела «Помросса» вел герр Нагель, но очень уж не хотелось перебивать. От удовольствия, кажется, запылали щеки.
– …Главное же – ты один из немногих, кто жил в послевоенной Европе и знает ее. Все мы, заскорузлые вояки, помним лишь довоенный парадиз, однако прежней Европы, насколько я понимаю, более не существует.
– Вы совершенно правы, – горячо согласился Антон. – Там тоже зарождается другой мир, мало похожий на Belle Epoque. Военные потери огромны. Всё изменилось: человеческие отношения, этические нормы, идеология, темп жизни – всё.
– Наша программа должна быть понятна и «приятна» новому Западу. Ты нужен мне в качестве советника, консультанта.
– Я?!
– И не только консультанта. Хочу, чтобы ты сел и написал мне свое видение будущего крымского государства. Фантазируй, твори, прожектерствуй. Не бойся показаться смешным. Все нереалистичное мы отсеем, но если в твоем проекте окажется хоть одна полезная идея, мы обязательно возьмем ее на вооружение. У меня еще десяток людей, разного жизненного опыта, разных профессий сейчас сидят и выполняют ту же работу. Каждый сам по себе. Все они числятся советниками правительства, все – члены Братства. Я распоряжусь, чтобы тебе предоставляли любые сведения хоть экономического, хоть военного характера. Вообрази, что ты пишешь университетский реферат на тему «Республика Крым». Срок – один месяц. Объем произвольный. Ну что, согласен?
– Я… я не знаю, справлюсь ли… – залепетал Антон, которому невероятно, просто до дрожи понравилось бердышевское предложение. О такой работе он и не мечтал. – Я никак не ожидал… Но я буду очень стараться.
– Хорошо, – остановил его жестом Петр Кириллович. – Приступай к делу немедленно. Боюсь, у меня не будет времени с тобой видеться. Я то на совещаниях, то в разъездах. Распоряжусь, чтобы тебя обеспечили всем необходимым. Здесь, в гостинице, к сожалению, разместить тебя невозможно. «Кист» переполнен. Это единственное во всем городе здание с автономным электроснабжением. Даже кладовки все заняты под кабинеты. Но не беспокойся. Сейчас мы решим вопрос твоего проживания.
– Что вы, не нужно. Не хватало еще вам тратить время на чепуху! Я подыщу что-нибудь сам.
– «Сам»! – Бердышев ткнул пальцем в кнопку звонка. – Ты не представляешь масштабы жилищного кризиса в Севастополе. На семьдесят тысяч местного населения не то двести, не то триста тысяч беженцев – никак не можем всех сосчитать. Найти угол за занавеской считается огромной удачей.
Вошедшему капитану Петр Кириллович велел:
– Подыщите господину Клобукову приличное размещение. Отдельную комнату с письменным столом.
– Будет исполнено, – кратко молвил Сокольников и сделал Антону жест: уходим.
– До свидания, Петр Кириллович, я постараюсь вас не подвести…
Но Бердышев уже не смотрел, не слушал. Он тянулся к телефону. Костлявая рука подрагивала.
Оглушенный всем услышанным, потрясенный фантастическим заданием, Антон шел за капитаном и думал: «Кажется, Петр Кириллович немножко сошел с ума. Он все-таки очень странный. И поручение очень лестное, но тоже странное…»
У маленького офицера, вышагивавшего впереди, от тика слегка водило голову; вправо – влево, вправо – влево.
«Тоже человек с явными симптомами тяжелого нервного расстройства. С таким взглядом нужно
