2003 г.».
Она поступила на экономику, само собой — за ней будущее. С сокурсницами подружилась, никто ее не дразнил, а мальчики — мальчики величественно проплывали мимо, как круизные корабли. Они были глупее и ленивее девчонок, а вели себя страшно высокомерно. Обсуждали модных экономистов, котировки, фьючерсы, а Феле экономика в голову не лезла — ни в какой ее части. Зато она запойно читала художественную литературу и могла «задавить интеллектом», как советовала ей образовавшаяся подружка. Из литературы Феля выносила суждения о времени. Прочла «Бесов» — понятно же, что после такой книги революция неизбежна. Крысиная, из подполья вылезшая революция, с «пятерками» заговорщиков, системными предательствами, а главное — с такими вот людьми, которые жили в XIX веке: злыми и дремучими, как в пьесах Островского, Грибоедова или в «Господах Головлевых», забитыми, наглыми, жадными, как у Гоголя, гламурными подражателями Европе, как в «Войне и мире», как метросексуал Онегин, скучающими и завистливыми, как у Чехова, ведь никто из них не стремился ни к справедливости, ни к правде, ни к любви, ни к счастью. Некоторые искали смысл жизни, но тоже ведь не нашли. Самые веселые — Чичиков и Остап Бендер, жулики. Еще Феля зачитывалась Шекспиром: там вот да — хоть все друг друга поубивали и с ума посходили, но во имя того, что и Феле казалось самым важным. Она готова была умереть, как Джульетта, — если б встретила такого Ромео, она бы, как Гамлет, пошла на все ради того, чтоб восстановить справедливость. Но в реальной жизни были лекции, экзамены, капиталы, производство, рычаги, регуляторы, биржи, и никто из ее соучеников не готов был умереть ни за любовь, ни за справедливость. Да даже не умереть, а просто — полюбить другого или другое больше, чем самого себя. «Отдать сердце» — такое выражение встречалось ей в старых книгах, сейчас «отдать сердце» значило — завещать его после смерти для пересадки.
Этими своими мыслями Феля решила поделиться с Мишей, он ей нравился. Симпатичный, серьезный, не списывал рефераты из Интернета, не платил за курсовые, учился сам. На курс старше — потому познакомились недавно, в очереди в буфет, и теперь часто болтали за обедом.
— Чего такой задумчивый?
— Задумался над тем, как переукрасть недоукраденное.
— Чё, деньги кончились?
— Нет, это я работаю над среднеазиатской экономической моделью. А ты решила стать блондинкой, как я вижу?
— Ну да, чтоб внешность соответствовала. А я тебе больше нравилась брюнеткой?
Феля осознала, что в последнее время занимается своей внешностью гораздо больше, чем учебой. К косметологу стала ходить, маникюр делать («Когтистая ты стала», — шутил Миша), попросила маму купить тренажер, села на яблочно-морковную диету и стала себя чувствовать наипервейшей красоткой.
Они быстро сблизились, и вот Феля (прямо сердце замирало, когда он ее стал называть Феличита?) уже шла с ним под ручку в кафе и там открыла душу — решив, что настал момент «задавить интеллектом». Миша слушал ее, кивал, а потом сказал: «Это у тебя с недотраха». Феля покраснела. Она до сих пор — в чем, конечно, никому не признавалась — оставалась девственницей. А смотря правде в глаза — старой девой. Ей двадцать лет. У всех сверстниц было уже по десять романов, у некоторых мужья и дети, а у кого и бывшие мужья, а она, Феля, даже не знает, с чего начать. Некоторые животные, конечно, тянули к ней лапы, но она была твердо настроена на великую любовь. Миша оказался первым претендентом, в книге счастья появилась запись № 2: Миша. И еще десять раз: Миша. И стихотворение впридачу. Феля стала писать стихи. Из всего, что она читала в русской литературе, — только поэзия отвечала ее высоким идеалам. Особенно Цветаева.
— Ты вообще что собираешься делать после диплома? В аспирантуру или замуж?
— Куда возьмут. — Феля была благодарна за перемену темы. — А ты?
— Я, понятное дело, мечтаю стать чиновником и брать взятки, как можно больше.
— Я серьезно.
— И я серьезно. А что тут еще делать? Слушай, а приходи ко мне в гости, — предложил Миша. — Я тебя потом домой отвезу.
У Миши была своя машина, он был, по всему, из богатой семьи.
— А ты один живешь или с родителями?
— С родителями. Приведу тебя на торжественный ужин. Продемонстрирую свою девушку.
Тут Феля покраснела еще гуще. «Свою девушку?» Она уже была его девушкой? Невестой, можно сказать, раз к родителям на ужин?
— А кто у тебя родители?
— Папа в Минфине работает. У мамы свой бизнес.
— Ах вот оно что! Как Лужков с Батуриной? — ляпнула Феля и осеклась. Вот всегда так, обязательно какую-нибудь гадость скажет, причем всем, всегда, а тут так не хотелось портить отношения! Но гримасу отчаяния на ее лице Миша истрактовал неверно.
— Что, ненавидишь кровавый режим?
— Да мне плевать на режим, — Феля почувствовала себя полной дурой, настоящей блондинкой. — Просто пошутила.
— Мои предки еще и не так шутят, Россия занимает первое место в мире по удельному весу остроумия на душу населения, не знала? Так что, придешь?
— Приду. — Феля все еще смущалась.
Миша подвинул стул и сел с ней рядом.
— Можно я тебя обниму?
Она промолчала, он обнял, Феля вспомнила свое выпускное платье невесты, первый поцелуй, и сейчас снова будет первый поцелуй, первый настоящий, но… поцелуя не последовало, хотя Феля уже коснулась щекой его лица.
— Ну да, публичное место, — одернула она себя. И ей сразу захотелось выбежать на темную улицу и там целоваться-целоваться-целоваться до потери сознания.
Они вышли, он снова обнял ее, поцеловал в щечку, открыл дверцу машины.
— Куда прикажете доставить, сударыня?
Феля переехала недавно, мама купила новую квартиру, они жили в панельной двушке в Новых Черемушках, а теперь была трешка в солидном доме, с консьержкой, на Университетском.
— Да мне тут рядом, два шага. — Она стояла, ждала, что он станет уговаривать сесть в машину и — целоваться-целоваться…
— Ну смотри. Только телефон скажи, я позвоню, как с предками договорюсь.
Она продиктовала. Он набрал. Номер отразился. Он помахал рукой и уехал.
Феля шла домой и плакала. Отчего-то ей так стало обидно… Его девушка, радоваться должна, уговаривала она себя, но это не помогало.
Она рассказала маме. Мама засияла, обняла и тут же принялась компостировать мозги, как обычно:
— Я уж думала, ты так и останешься нелюдимым зверьком. Феля, ты ж на всех бросаешься, ты дикая! Хоть этого парня не отталкивай, давай веди его в дом, прямо в ближайшую субботу. К нам теперь гостей звать не стыдно, а я уж расстараюсь с ужином.
Финал стал для Фели таким ударом, что она даже хотела бросить учебу. Миша-то ее, оказывается, просто хотел использовать. Чтоб родители думали, что у него есть девушка. Потому что мысль о том, что их сын нетрадиционной ориентации, была для них непереносима. Если б он был вором и убийцей — они бросились бы на его защиту, но едва заподозрив «неладное», отец устроил ему такой разнос («Смотри у меня, выгоню и забуду, как тебя звать»), что он срочно выдумал себе девушку — Фелю, и был уверен, что ее эта роль устроит. Она ж такая, слегка не от мира сего, синие глаза смотрят куда-то внутрь, но и она не захотела его понять.
Феля все же доучилась. Оправившись от удара, вернувшись в состояние брюнетки и отринув морковно-яблочную диету, она взяла себя в руки и решила, что надо действовать, как и все теперь действуют. Рассылают резюме, дают объявления, ходят на смотрины, вот она и занялась
