— Ну что, братец, купил билет?
— Лечу во вторник.
— Там увидимся, может, еще и полетим вместе. Вторник для меня — далеко, я не строю планов дальше, чем на завтра. Подписал контракт — улетел. В первый класс билеты всегда есть.
Оба пытаются дать мне инструкции по обращению с Москвой — она же другая, надо правильно сориентироваться…
Федя вытаскивает из моего нового дома моль и жучков, вперемежку с пустыми баночками, коробочками, застиранными пластиковыми пакетами — пудами, а потом я еду к нему в гости и застаю ошеломляющую картину. На полочке, где раньше стоял одинаковый во всех советских домах набор украшений: гжельский чайник, берестяной туесок, хохломской стакан, гусь-хрустальная вазочка и жостовский поднос, — теперь красовались картонные коробочки из «Макдоналдса». Федина жена даже обратила мое внимание на эти трофеи, добытые в многочасовой очереди. Действительно, чего это я так свысока? Меня тут не было, а была бы, не встала бы в эту очередь, которую, в отличие от очередей в советские магазины, не проклинали, а обожествляли. Просто я всегда избегала очередей, потому у меня ничего не было и я ничем не гордилась. Но я понимаю — трофей, у каждого подошла какая-то своя очередь в новую жизнь.
Сегодня, спустя десятилетие после моего вомосковления, мы сидим с Ильей в его ресторане, он жалуется, что ресторанный бизнес — единственный, который у него не идет, почему — сам не понимает, еда хорошая, цены умеренные, а не идет, и все тут. Другая печаль — традиционная: не клеится личная жизнь. Одна была, другая, пятая-десятая — всё не то. И я вспоминаю, как с Аришей: любовь с первого взгляда и во веки веков. И хочется снова того же, с первого взгляда, во веки веков, на сей раз уж точно вовеки, возраст. А получаются — мучительные раздумья «подходит не подходит», в конце концов — не подходит. Вот сейчас Марианна. Примерно то, чего хочется, — красотка, неглупая, воспитанная, француженка, но настораживает ее отношение к родителям.
— А что?
— А то, что разрыв с родителями — это всегда разрыв внутри, проблемы с детьми, если они будут… Мне важно, чтоб дом был зоной комфорта.
— Погоди, но во Франции дети видятся с родителями раз в год, на Рождество. Это ж не советские родители.
— Ну да, но если мать отказывается приезжать на свадьбу…
— Так ты женишься?
— Подали заявление, у меня еще есть пара месяцев на размышления.
— И у нее, — это я заметила просто так, в пику мачизму.
— Ей думать не о чем.
— В смысле, что ты неотразим?
— Не делай вид, что не понимаешь, — Илья был как-то нервически серьезен. — Я могу дать любой девушке все, о чем она и не мечтает, но взамен хочу получить… в общем, я точно, в подробностях знаю, какой должна быть моя жена.
— Когда ты встретил Аришу, у тебя разве был в голове детальный план жены? И про родителей ее ты ничего не знал.
Он вздохнул, развел руками, поправил волосы, допил кофе.
Я представила себе Илью, сделавшего заказ по индивидуальному проекту, готового заплатить любые деньги, а нерадивый дизайнер всякий раз промахивается.
— Ты эту Марианну любишь?
— Сам не знаю. Один день думаю, что да, другой — что нет. Но это же у всех так.
Когда мы распрощались с Ильей, я вдруг поняла, что изменилось: он всегда жил необычайными историями, а сейчас ищет обыкновенную. Он больше не инопланетянин.
4. Федор
Марьяна собралась было рассказывать Федору об Илье, но произнесла имя и осеклась — в таком антураже разве что посплетничать о Ларисе Николавне ТТН, но ее, Марьянино, несчастье требует минимально уважительного пространства.
— Нет, — Марьяна понажимала кнопочки, вызвала такси, — поедем в другое место. Деньги у меня есть, не думайте.
— Дело хозяйское, — пожал плечами Федор. — Хотя не место красит человека, — добавил назидательно.
— Цитата? — Марьяна ехидно улыбнулась — в России все употребляли в речи цитаты из книг, фильмов, стихов.
— Русская пословица. Красить — это украшать.
— Странная пословица, — Марьяна задумалась. — Человек украшает место, чтоб оно украшало его, это же очевидно.
Возникла пауза. Федор залез в свою большую сумку, в которой всегда носил «малый магический набор», как он это называл, и извлек оттуда два загнутых под прямым углом металлических прутика.
— Что это?
— Рамка. Иначе — лоза. Биолокация — не слышала?
— Нет, — Марьяну всегда изумляла московская тяга к терминологии, этим как бы защищалась серьезность чего-то сомнительного. Чаще можно было услышать «по мнению экспертного сообщества», чем «я думаю».
— Пока такси подъедет, можешь задать пару вопросов, рамка ответит. — Он старался удерживать прутики параллельно, будто ретивых лошадок. Руки у Федора немного дрожали, и прутики вихляли, как флюгер, из стороны в сторону.
Если бы Федор извлек из сумки карты Таро — а они тоже входили в его «набор», Марьяна потянула бы карту, замирая от страха (вдруг плохая? Башня, например?), но прутики ее озадачили.
— Вслух спрашивать? — спросила она шепотом, оглядываясь на посетителей стекляшки, не глазеют ли они на них как на бесплатный цирк. Не глазели. Грызли шашлык над пластмассовой тарелочкой, чокались, перемазанные кетчупом, громко веселились.
— Что в лоб, что по лбу, — ответил Федор, и Марьяна поняла, что ее настигла очередная пословица.
Вопросов было два, но формулировался только один, про свадьбу, про родителей непонятно было, что спросить, хотелось спросить «что делать», но это же не вопрос… Марьяна мысленно пыталась добраться до Бретани, а прутики уже начали какую-то свою активную жизнь, Федор смотрел на них, потом закрывал глаза, и запрокидывал голову, и опять смотрел, зажмуривался, делал удивленное лицо, наконец сказал «м-да» и резко спрятал прутики в сумку.
— Что? — у Марьяны заколотилось сердце.
Позвонил подъехавший таксист, Федор встал, заторопил растерявшуюся Марьяну, она мельком увидела, что пришла эсэмэска (черт с ней, Илья никогда не пишет, только звонит), бросила телефон в сумочку и побежала за Федором.
В машине пристала с расспросами:
— Что прутики сказали? Почему вы скрываете?
— Я-то откуда знаю, что они имели в виду? — Федор увиливал от ответа.
— Не пугайте меня, — Марьяна смотрела умоляюще.
— Ладно, назвался груздем… Как это сказать по-русски… — бормотал Федор. — Короче, все может обстоять лучше, чем ты думаешь.
— Свадьба? — Марьяна подпрыгнула на сиденье.
— Вопрос, в чем был твой вопрос.
По лицу Федора бродили какие-то гримасы.
