Гипнотический роман
Густав Эмар
Поклонники змеи
Глава I
Таинственный незнакомец
Во время моего последнего пребывания в Мексике, в конце 1863 и начале 1864 года, мне привелось случайно оказать довольно важную услугу некоему Жозефу Колету, богатому гаитскому помещику родом из Леогана, которого дела привели в Мексико.[1]
В то время, когда я его знал, Жозеф Колет был человек лет 34–35, высокого роста, с изящными манерами и приятным выражением лица, дышавшего благородством, честностью и верностью, — характерными чертами смешанной расы.
В первый раз мы встретились в Мексико, на вечере у английского посланника; познакомились мы за карточным столом, а через два дня уже подружились. Тут случай привел меня оказать ему услугу; потом мы разошлись: я уехал в Сонору, он возвратился на свои острова. Спустя два месяца я снова его увидел в Пуэбло — де Лос — Ангелес, где он, казалось, уже прочно основался — по крайней мере, я так думал.
Однако спустя несколько дней, когда я прибыл в Вера — Круц, то первое лицо, которое я встретил, к своему изумлению, был г — н Колет.
Еще издали, заметив меня, г — н Колет бросился ко мне с распростертыми объятиями и, крепко пожимая руку, спросил:
— Что вы здесь делаете?
— Ничего особенного, — отвечал я.
— Долго вы рассчитываете пробыть в Вера — Круце?
— Право, не знаю! Думаю, во всяком случае, не более семи дней; меня уже ждет пароход во Францию.
— Знаете что?! — с живостью обратился ко мне Колет.
— Что?
— Подождите! Вы еще успеете вернуться на родину. Я помню, вы мне часто говорили о Сан — Доминго.
— Говорил.
— Так вот, не хотите ли несколько времени провести на этом острове, столь прекрасном, столь любопытном в глазах француза!
— А что ж, с удовольствием! — отвечал я. — Да только откуда мы с вами поедем?
— Да отсюда! — отвечал Колет, — я нанял одно судно в Леоган. Через два часа мы поедем. Поверьте, вы не раскаетесь, что поехали туда; вы пробудете в Гаити столько, сколько захотите.
— Да, право, не знаю! — отвечал я, несколько смущенный таким быстрым предложением. — У меня ведь дела в Париже!
— Э, полно! Дела подождут! — и, не давая мне возможности привести новые резоны, Колет повернулся к громадному негру с грубыми чертами лица и мрачным взглядом, который следовал по его пятам:
— Флореаль, — сказал он ему, — распорядитесь, пожалуйста, чтобы перенесли их багаж на борт «Макандаля». Так называется нанятый мною корабль, — заметил он мне.
— Скажите Жюльену, — сказал, обращаясь снова к негру, Колет, — чтобы он приготовил комнату возле моей.
— Да, где вы остановились? — спросил Колет.
— В Морском Отеле! — машинально отвечал я.
— Вы слышите, Флореаль, — заметил Колет, — их багаж в Морском Отеле!
Флореаль взглянул на меня мрачно и, сделав утвердительный знак, медленно направился к Морскому Отелю, находившемуся на набережной, недалеко от того места, где мы разговаривали.
Не знаю почему, но этот Флореаль, который, казалось, занимал какое-то близкое положение при особе Колета, сразу же внушил мне глубокое чувство отвращения, которое я никак не мог побороть в себе. Его медленная, монотонная речь, его льстивые манеры, его нервный смех — все это производило на меня жуткое впечатление. Повторяю, не знаю почему, но этот Флореаль производил на меня впечатление гадины.
Однако возвращаюсь к своему рассказу. В назначенное время «Макандаль» отправился в путь. Переход совершился вполне благополучно; корабль был хороший ходок. Несколько дней спустя я очутился в Сан — Доминго, комфортабельно устроившись у г — на Колета.
Не буду рассказывать, с каким радушием я был встречен этим милым семейством, среди которого провел три месяца; гостеприимство креолов известно всему свету. Да и не обо мне теперь идет речь. Я хочу только рассказать об одной чудовищной истории, свидетелем которой я был, и все ужасные перипетии которой прошли, так сказать, на моих глазах.
Но прежде всего два слова о самом Сан — Доминго. Этот остров, открытый Христофором Колумбом 6 декабря 1492 года, считается, по отзывам всех, самым прекрасным из всех Антильских островов. Длиною он — около 700 километров, шириною — около 120; таким образом, поверхность его равняется 84 тысячам квадратных километров. Утром при восходе солнца в тихую погоду вид этого острова восхитителен; недаром его называют роскошным букетом цветов, лежащим на груди Атлантики.
Мы не будем рассказывать истории Сан — Доминго, она слишком известна, и передавать ее бесполезно; заметим только, что со времени объявления независимости, несмотря на частые волнения и междоусобия, раздиравшие эту страну, остров Сан — Доминго быстро идет по пути цивилизации. Черная раса, на которую столько нападают, очевидно, желала показать своим клеветникам, сомневавшимся в ее способностях, что она с честью может занять место среди народов Старого света.
В черном народе развита честность, которая поражала всех иностранцев, живших среди него. К чести черных, нужно сказать, что бандиты (разбойники) здесь неизвестны; без всякого конвоя можно пройти весь остров вдоль и поперек, и путешественник, сколько бы он ни имел с собою золота, может спокойно ночевать в самых диких ущельях гор, как, если бы он был на улицах столицы острова, Порт — о — Пренса.
Этому народу недостает только нравственной устойчивости, так как он не может устроить семьи на священных основах брака. Обладая большой физической силой, он в то же время отличается замечательной леностью и пристрастием к тафии (водке). Любопытно, что он имеет религиозное чувство, но религия его — смесь самых грубых суеверий; невежественные гаитяне позволяют эксплуатировать себя толпе жадных шарлатанов и мошенников, продавцов гри — гри, то есть амулетов, и особенно поклонников бога Вуду, или так называемых «поклонников змеи». Конечно, когда поднимется народное образование, эти дикие суеверия исчезнут. Повторяем, черная раса уже стала на дороге к прогрессу, и хотя медленно, но верно двигается по ней вперед. Мы уверены, она добьется своей благородной цели, если мужественно будет стоять на этой дороге.
9 ноября 1863 г., — день, в который начинается наш рассказ, — томительная жара царила в городе Леогане, расположенном в километрах 20–ти от города Порт — о — Пренс; большие черные тучи, насыщенные электричеством, покрывали весь горизонт; ни малейшее движение ветерка не освежало этого ужасающего жара. Вдали, в горах, слышались отдаленные раскаты грома. Море, черное как чернила,
