необходимо принять некоторое решение.
— Решение? — спросила Дебора. — но какое, дорогой Эдгар, говорите скорее.
— Вы понимаете, Дебби, что я сопровождал сюда вашего отца и вас, что я провел почти восемь дней в этой виолончельной коробке, питаясь только снотворными таблетками, что я рисковал взлететь на воздух вместе с «Лаконией» и сделаться в океане добычей жадных акул. — а здесь москитов, — все это, конечно, не из любопытства присутствовать на безрассудных опытах моего милейшего дядюшки. Я здесь для того, чтобы помешать ему, — хотя бы во вред себе, а может быть и вам, — сделать немыслимую глупость. И то, что я, кузина, решился сделать, я сделаю.
— Но как же вы, мой друг, помешаете?
— Нет ничего проще, милая Дебби. Сегодня вечером состоится празднество у господ нирванистов, на которое ваш батюшка получил приглашение. Сегодня вечером между сказочным Сукрийяной, который, впрочем, весьма кстати отсутствует, милейшим Тиравалювером и наместником вышеназванногофакира состоится совет, по окончании которого доктор Токсон предполагает искусственно умереть. Если же сегодня ночью нам не удастся добраться до Гондапура, то и бояться нечего, ибо всякая опасность рушится сама собой. Следовательно, нам остается помешать дядюшке быть вечером в Гондапуре, а затем отправиться в Чикаго и привести немного в порядок нашу лабораторию, в которой последний ее хозяин, — черт бы его побрал! — по всей вероятности, оставил следы своего пребывания.
— Помешать папе быть сегодня почью в Гондапуре? Но как?
— Я ему помешаю выйти отсюда. Доктор упрям, я это знаю, но я… я готов спуститься в преисподнюю. Он американец, а я нормандец. Посмотрим, кто упрямее!
Я вам заявляю, дорогая кузина, что, если ваш милейший папенька заикнется сегодня вечером об отъезде в Гондапур, он очутится лицом к лицу со своим лаборантом Пензоне. Если мне придется убить из револьвера обоих зебу, на которых он рассчитывает, или разогнать гамалов и проводников, или размозжить голову самому хозяину (физиономия, которого, к слову, не внушает мне доверия), я сделаю это, не колеблясь ни минуты. Если дядя будет кричать, я закричу еще громче, будет меня проклинать — я ему буду смеяться в глаза, захочет меня бить, я охотно приму его удары и, в конце концов, он не сделает шагу из Ниджигула, пусть даже мне придется связать его. Вот и все.
— Увы! — вздохнула молодая девушка, вы не знаете еще моего отца. Если вы сделаете это, то между вами обоими будет покончено все навсегда. И вы не знаете, что мой отец способен сделать человеку, осмеливающемуся лишить его свободы. — Ну, и пусть, — махнул рукой Пензоне, — делает и говорит, что ему угодно! Мне кажется, что я слишком занят им! Поймите же, Дебора, что я вижу только вас, что я забочусь только о вас. Я не хочу, чтобы вы были несчастны, или беспокоились, я не хочу, чтобы вы плакали. Когда я только подумаю о том, что дядя своими заоблачными идеями заставил проливать слезы эти глаза, которые я вижу, ваши глаза, такие прелестные, любящие… а хорошо, что он мой благодетель, иначе я бы задушил его!
И Пензоне страстным движением схватил маленькие ручки молодой девушки и прокрыл их поцелуями.
— Разве вы не видите, Дебби, — продолжал он, — что происходит в моей душе? Разве вы не понимаете, что для мёня на земле существуете только вы, потому что я люблю вас, Дебби, люблю с того момента, когда узнал вас! Я не признавался вам потому, что хотел проверить свое чувство, а теперь я не в силах более молчать!
Дебора, бледная, медленно поднялась. Она тихо освободила свои руки из объятий молодого человека.
— Я не буду, и не должна вас слушать, — сказала — она. И вам стыдно, Эдгар, говорить со мною таким образом. А я так была счастлива, находясь около вас!
Она направилась к двери.
— Вы уходите? — пролепетал Пензоне.
— Мне здесь не место после того, что вы только что сказали… Я иду к своему отцу.
Она вышла. Пензоне последовал за ней в сильном смущении. В это время мистер Токсон проснулся. Он встал с постели и, полагая, что никого нет, вышел на веранду и сделал по ней несколько шагов.
Молодые люди были слишком взволнованы, чтобы сразу подойти к нему. Инстинктивно, и как бы сговорившись, они отступили в тень колоннады, не теряя, однако, доктора из вида. В это время по веранде проходил слуга. Мистер Токсон крикнул ему:
— Позовите ко мне хозяина! Через две минуты перед ним стоял Кабир.
— Я велел вас позвать, — сказал мистер Токсон, — чтобы получить от вас некоторые ответы на мои вопросы. Прежде всего, можете ли вы дать мне сегодня вечером проводника в святилище нирванистов?
Китмудгар даже не вздрогнул.
— Нирванистов? — сказал он с видом непонимания, — я не знаю, что вы хотите этим сказать, сэр.
Мистер Токсон был немного разочарован этим ответом. Тем не менее счел своей обязанностью пояснить. — Нирванистами я называю последователей Нирваны, поклонников богини Кали. Я знаю, что святилище этих сектантов находится всего в нескольких милях от Киджигула, и в этом святилище я желаю быть сегодня вечером.
— Осмелюсь повторить, — невозмутимо возразил метис, — что я совершенно не знаю, кто такие люди, которых сэр называет нирванистами.
— И вы также не знаете святилища Гондапур?
— Гондапур — это заброшенная пагода, развалины которой представляют мало интереса и которая находится почти посредине соседнего леса, в двух часах пути отсюда. Вот все, что я могу вам сказать, сэр.
Мистер Токсон сделал рукой жест, выражающий досаду. Очевидно, метис скрывал, что знал. Ученый хорошо знал характер индусов, приученных долгими веками рабства к скрытности и хитрости, и потому потерял всякую надежду получить от китмудгара желаемые ответы и указания.
Стоя за колонной, Пензоне смотрел на мисс Дебору, все еще взволнованную и сконфуженную. Когда их взгляды встретились, в глазах ее Пензоне прочел следующее:
— Если дела случайно устраиваются сами по себе, то нам, быть может, не прийдется и вмешиваться в них.
Наконец, заговорил мистер Токсон нетерпеливым тоном: — Меня мало касается, что вы знаете и чего не знаете. Самое существенное то, что Гондапур близко отсюда поэтому приготовьте мне проводника и экипаж.
— Я бы охотно сделал это, — ответил метис, — но у меня нет ни проводника, ни экипажа, который я бы мог дать, — впрочем только сегодня, — в распоряжение сэра.
— Как, у вас нет экипажа! Но вы же сами мне сказали, когда я только что прибыл сюда, что у вас есть тележка с упряжью на двух зебу?
— Я ошибся, — холодно ответил Кабир. — Я забыл, что зебу с самого утра работают в поле, и возвратятся вечером, когда уже поздно будет посылать их в дорогу.
— А проводник?
— Не знаю, кого бы я мог рекомендовать сэру.
— По крайней мере, укажите мне дорогу, ведущую в Гондапур. — Я не знаю дороги: уже более пятидесяти лет никто не посещает этими развалины.
Мистерг Токсон, совершенно раздосадованный, нервно ударял по земляному полу носком сапога. Было очевидно, что ничего нельзя узнать от этого человека.
— Хорошо, — сказал он, — придется отказаться от поездки. Мы будем здесь ночевать. А пока мне необходимо сделать кое — какие покупки. Есть ли здесь рынок?
— Есть недалеко, в двух шагах, — сказал метис, протягивая руку по направлению улицы.
— Благодарю, вы мне больше не нужны.
Китмудгар поклонился и вышел.
Мистер Токсон, тотчас же по его уходу, отправился на рынок. Дебора и Пензоне оставались на веранде и глазами следили за его уходом и приходом.
