Глава четырнадцатая
Версальские шпионы
Люсьен Капораль поклялся защищать баррикаду на улице Рампонно до последней капли крови и тут же поторопился сообщить врагам Коммуны о плане Жозефа Бантара.
Анрио прогуливался по Бельвильскому бульвару, когда появился Люсьен. Они непринуждённо поздоровались и присели на скамейку.
Люсьен рассказал всё, что успел узнать о намерениях коммунаров и о силах федератов на отдельных укреплениях.
— По-моему, — закончил он, — падение Монмартра — дело ближайших часов.
— Вы не думаете, что после потери холмов сопротивление бунтовщиков быстро пойдёт на убыль? — спросил Анрио.
— Нет, на это рассчитывать нельзя. Напротив, неудачи первых боёв за улицы Парижа вызвали у коммунаров ещё большую решимость бороться до конца. Ненависть к войскам Версаля вспыхнула в них с новой силой.
Анрио в недоумении повёл плечами:
— Так-то оно так! Но, признаюсь, я плохо понимаю, что же толкает инсургентов на верную смерть? Вчера ещё они могли заблуждаться, но сегодня-то каждому ясно, что Коммуне осталось жить два-три дня. На что же они надеются?
— Представьте себе, что вы были всю жизнь прикованы к своей тачке, как раб; вдруг цепь оборвалась, и вы очутились на воле… Два месяца вы дышали освежающим воздухом свободы, не знали больше плети погонщика. Могли бы вы после этого снова надеть лямку и стать рабом, неразлучным с тачкой? Думаю, что вы предпочли бы смерть…
— Сравнение неудачно. Нельзя смешивать ощущения человека из высших слоёв общества с чувствами какого-нибудь переплётчика, кому история предопределила низшее положение. Только отдельные личности из этой породы людей могут взлетать до нашей сферы, но ведь исключения лишь подтверждают правило.
— Завидую вам, Анрио, — угрюмо ответил Капораль. — Мы оба цепляемся за своё благополучие, которым обязаны неравенству в современном обществе. Но вы считаете это неравенство вечным законом природы, дающим вам право пользоваться преимуществами. Я же полагаю, что такая несправедливость продолжаться долго не может и нам в конце концов не уйти от расплаты…
— Вы опять за своё!.. Удивляюсь, как ваша пылкая невеста выносит эти вечные колебания и сомнения.
— Я иногда бываю гадок себе самому. Кажется, и Мадлен начинает терять веру в меня…
— У вас появились какие-нибудь опасения?
— Ничего определённого нет, но всё чаще и чаще я ловлю устремлённый на меня испытующий взгляд Мадлен… Нам надо с вами пореже встречаться.
— Но я должен быть уверен, что вы останетесь тверды до конца. Правда, последними своими действиями вы доказали, что покончили со всеми колебаниями. И всё же, как только дело касается Мадлен Рок и её друга Бантара, решимость снова вас покидает..
— Своя рубашка ближе к телу. Если понадобится, я ни перед чем не остановлюсь.
— Вот я и опасаюсь, как бы вы не поторопились отделаться от Бантара раньше времени…
— Силы коммунаров ничтожны. Не понимаю, почему Версаль так тянет с развязкой, — попытался Люсьен перевести разговор на другую тему.
— Быстрый разгром невыгоден Тьеру, — объяснил Анрио. — Чем длительнее будет агония Коммуны, тем больше прольётся крови и тем дольше рабочие не смогут снова поднять голову. Помните: дело сейчас не в захвате баррикад. Коммунары всё равно долго не продержатся. Сейчас важнее всего, чтобы никто из вожаков не успел скрыться. Не забывайте, однако, что Бантара надо доставить в Версаль живым.
— Да объясните мне, почему это вдруг Тьер заботится о жизни члена Коммуны?
— Разве я вам не говорил?
— Ни разу.
— Какая оплошность с моей стороны! Ведь это Бантар опубликовал в «Правительственной газете» нашумевший документ, относящийся ко времени осады Парижа прусскими войсками. Вот откуда стало известно, что с некоторых фортов артиллерия палила с таким расчётом, чтобы снаряды перелетали за линию пруссаков или не долетали до них. У Бантара имеются ещё материалы, разоблачающие тайный сговор Жюля Фавра и Бисмарка. Разоблачение этих закулисных сделок крайне нежелательно для версальского правительства.
— И вы думаете, что можно заставить Бантара выдать эти документы? Вздор! Никакими мучениями вы не вынудите его на измену делу, которому он посвятил всю свою жизнь.
— Ну, уж это не наша забота. Нам приказано доставить его живым, и мы должны это сделать… К тому же нельзя ни за кого поручиться… Всяко бывает. Давно ли вы сами клялись в верности социализму и вместе с Бантаром призывали к свержению монархии!
Люсьен не нашёлся, что ответить, и промолчал.
— Что ж! — продолжал насмешливо Анрио. — Время и показало, каким клятвам какая цена! Ни за кого нельзя ручаться, Капораль. — Свободный выезд за границу и миллион франков на дорогу — этим не пренебрегают.
— Если бы вы знали Бантара, как я…
— Ну, стоит ли спорить? Будущее покажет, кто прав. Завтра в течение дня к вам на баррикаду явятся пятнадцать — двадцать «добровольцев». О них я вам уже говорил. Выясните точно планы Бантара: много ли людей он рассчитывает поставить на свою баррикаду, откуда собирается подвезти пушки и сколько. Я должен ещё раз повторить…
— Я хорошо всё усвоил, — мрачно перебил его Люсьен. — Завтра, в семь утра, у Трёх Каштанов на Страсбургском бульваре, мы обо всём договоримся.
Глава пятнадцатая
У трёх каштанов
Утро было ясное, солнечное и прохладное. Такие утра бывают только в Париже: вдруг спадает предутренняя пелена, окутывающая город, и взорам сразу открываются его высокие строения и церкви, узкие улички, старенькие, будто вросшие в землю жилые дома и домишки.
Всего два километра отделяли «Весёлый сверчок» от Страсбургского бульвара. Три Каштана были излюбленным местом Кри-Кри. Он шёл чётким, военным шагом, не отставая от федератов, которые спешили на смену бодрствовавшим ночью бойцам. В стороне слышались равномерные удары ломов и кирок: это возводились новые баррикады. Где-то ухало орудие.
Проходя по бульвару, Кри-Кри увидел в витрине парикмахерской огромное зеркало. Пуля пробила стекло прямо посредине, и от дыры расходились лучики во все стороны. Однако уцелевшая часть зеркала была настолько велика, что Кри-Кри увидел себя всего, с головы до ног. Едва ли не впервые ему бросилось в глаза его сходство с дядей Жозефом: тот же прямой нос, те же чёрные волосы и тёмные живые глаза, в которых порой загорались лукавые искорки.
Приосанившись и подняв плечи, Шарло Бантар зашагал дальше, подражая грузной поступи Жозефа Бантара.
К Трём Каштанам Кри-Кри пришёл первый. Вопреки свойственной Мари аккуратности, она на этот раз опаздывала. На стволе высокого дерева мальчик заметил афишу и остановился, чтобы её прочесть.
Это было обращение Коммуны к сельским рабочим. Дожди размыли печать, в некоторых местах бумага прорвалась, но Кри-Кри всё же разобрал:
«Париж хочет земли для крестьян, средств производства — для рабочих, работы — для всех. Плоды
