— Ты бы смирился хоть перед смертью…
— Я умру, как и жил! — с достоинством ответил Дюмениль.
— Становись на колени!
— На колени я не стану!
— На колени! — ещё раз крикнул генерал.
Молчание было ему ответом.
По команде Сиссе, два солдата навалились на Дюмениля и насильно пригнули его к каменным ступеням.
Боясь, как бы солдаты не дрогнули перед мужеством старца, генерал вынул из кобуры револьвер и приставил его к груди пленного революционера.
Раздался выстрел.
— Да здравствует Интернационал трудящихся! — крикнул Дюмениль, падая замертво.
Какой-то прохожий остановился, взглянул на распростёртого на земле Жака Дюмениля и сказал, ни к кому не обращаясь:
— Побеждённые так не умирают!..
Глава тридцатая
«Меня прислал господин Маркс»
Через семь дней кафе мадам Дидье «Весёлый сверчок» было ярко иллюминовано.
Но, хотя кафе и переливалось цветными огнями, мадам Дидье всё казалось мало: ей хотелось ещё и ещё раз доказать свою преданность версальскому правительству. Приглашены были даже музыканты.
Молва о раненых федератах, скрывавшихся якобы в её кафе, прекратилась так же внезапно, как и возникла, и мадам Дидье могла считать себя в полной безопасности. Но, по свойственной ей болтливости и неугомонности, она всё ещё продолжала доказывать неизвестно кому, что она, бедная вдова, — самая благонадёжная особа в квартале.
Всюду, где только было возможно, она развесила бумажные трёхцветные флажки, на видном месте водворила огромный портрет Тьера. Рисовальщик старался изобразить палача Коммуны бравым и мужественным, и от этого ненавистный Карлик выглядел ещё более отталкивающим.
На безукоризненно белый накрахмаленный фартук — эмблему хозяйственности и процветания своего кафе — мадам Дидье нацепила огромную трёхцветную розетку.
И всё-таки ей думалось, что можно сделать что-то ещё, о чём она не догадалась, а другие, может быть, уже сделали.
В этот июньский тёплый вечер, когда в залитом кровью Париже благоухание распустившихся деревьев безуспешно боролось со страшным запахом тления, Кри-Кри казался особенно подавленным и угрюмым.
Весёлый и жизнерадостный по натуре, он сегодня, как назло, не мог справиться с собой. Массовые убийства последних дней, всё, что приходилось видеть и сносить молча, ещё ярче вызывало в его памяти недолгие счастливые дни Коммуны, когда каждый человек чувствовал себя свободным гражданином.
Беспокойство за судьбу дяди Жозефа не покидало мальчика ни на минуту.
Ловкий и умелый Кри-Кри сегодня разбил уже два стакана.
— Не узнаю тебя, Кри-Кри! — сердито ворчала мадам Дидье. — Ты ходишь, как осенняя муха, вот-вот свалишься. Не слушаешь, что я, говорю, бьёшь посуду. Придётся записывать убытки на твой счёт. Пожалуй, это поможет.
— Записывайте, если вам угодно! — дерзко отозвался Кри-Кри.
Мадам Дидье хотела достойным образом ответить на непочтительную выходку мальчика, но робкий стук в дверь отвлёк её внимание.
— Кто там ещё не вовремя?! — в сердцах сказала она. — Кого это принесло?.. Ступай, Кри-Кри, открой.
Кри-Кри неохотно поплёлся к дверям. С тем большей радостью он увидел Мари.
— Мари! Как хорошо, что это ты! Здравствуй!
Робко ступая, Мари подошла к хозяйке:
— Здравствуйте, мадам Дидье!
— Ты пришла кстати, Мари. Хорошо, что твоя корзинка полна. Сегодня можешь изрядно заработать. Всё распродашь, ручаюсь. Наконец начинается нормальная парижская жизнь!.. Однако скоро и открывать пора. Мари, у тебя хороший вкус. Взгляни, какую гирлянду я приготовила. Жаль, что ты пришла поздно, ты помогла бы мне. Я знаю, у тебя золотые руки. Вот посмотри.
Мадам Дидье зашла за прилавок и вытащила гирлянду из живых цветов, посередине которой красовалась надпись: «Добро пожаловать!»
— Мари, посоветуй, куда это лучше повесить… А ты, Шарло, прикрепи. Я пока пойду к себе, переоденусь — жара начинает меня одолевать.
— Хорошо. Идите, мадам Дидье, мы всё сделаем! — крикнул Шарло вслед удаляющейся хозяйке.
Он был рад остаться наконец вдвоём с Мари.
— Если бы ты знала, — поведал ей Кри-Кри, — как трудно мне сейчас приходится! Я должен кривляться перед этими палачами, забавлять их. Мадам Дидье требует, чтобы я распевал для них песенки. А у меня в голове одна только мысль: «Как спасти дядю Жозефа? Что с Мадлен?» Я никуда не могу отлучиться. Хозяйка не даёт мне вздохнуть и всё попрекает за те часы передышки, которые вынуждена была давать мне при Коммуне.
— Да, Кри-Кри, это ужасно! Как плохо, что мы не взрослые и бессильны что-либо сделать!
— Теперь, пожалуй, и взрослые бессильны, — грустно сказал Шарло. — Сейчас, открываю! — злобно отозвался он, услыхав скрипучий голос хозяйки, напомнившей, что пора открывать кафе.
Кри-Кри сердито вскочил на столик и стал подвешивать гирлянду. Ему очень хотелось разорвать её в клочки, но он понимал, что это невозможно.
— Ну что, хорошо? Угодил я вам? — спросил Кри-Кри, соскакивая со стола.
Он не мог отказать себе в удовольствии сделать наперекор хозяйке и повесил гирлянду криво. Но мадам Дидье не обратила на это внимания.
Публика как будто только и ждала, чтобы открылись двери. Кафе быстро наполнилось. Кто только не забегал сюда: и праздные версальские офицеры, и вернувшиеся в Париж дельцы, торговцы и прочий люд.
Мадам Дидье своим хозяйским оком быстро распознала наиболее важную пару: молодого офицера с нарядной дамой. Она не переставала оказывать им знаки внимания и предпочтения. Наконец, не утерпев, обратилась к даме:
— Нравится ли вам, мадам, как мы украсили кафе?
— Мило, очень мило, — рассеянно ответила дама. — Но почему нет музыки?
— Музыка начинается у нас с девяти часов, — угодливо ответила мадам Дидье.
— Вот как! До девяти надо ждать ещё полчаса, — недовольно бросила дама.
Мадам Дидье растерянно развела руками. Не зря она тревожилась. Вот, кажется, всё предусмотрено — так нет: оказывается, музыка начинается слишком поздно. Но ведь музыка стоит много денег!
А офицер, спутник капризной дамы, раздражённый глупым, недоумевающим видом мадам Дидье, крикнул:
— Эй, хозяйка, вас спрашивают: почему вы справляете поминки по бунтовщикам?
— Что вы, что вы, сударь! — испуганно залепетала мадам Дидье, у которой ноги подкосились от страха. — Я бедная вдова, но всё, чем я располагаю, к услугам доблестных победителей. Разве моё кафе не освещено лучше других? Разве плохи наши напитки? Кри-Кри, что же ты стоишь столбом? Подай господину офицеру бутылку бургундского — знаешь, из тех, что хранятся в подвале, да поскорей! А пока, до прихода музыкантов, может быть, вы послушаете песенки моего подручного?
Лебезя перед гостями, мадам Дидье со страхом посматривала на своего строптивого помощника. Улучив минутку, она подтолкнула его локтем и зашептала: