заговорил первый:
— А знаешь, это он жертву принес богородице. Он, видно, верующий… Только какой-то очень странной веры.
— М-м… — неопределенно протянул Глеб. — Значит, и адрес написал и подписался, чтоб знала богородица, от кого ей кости пожалованы. А фамилия у него какая-то странная — Шурер.
Игорек ничего не ответил.
— И зачем ей кости? — помолчав, спросил опять Глеб.
— Кому?
— Да богородице? И кости-то старые, где только он их набрал… такие, что ни поглодать, ни суп сварить. Разве что на суперфосфат? Так зачем он ей, богородице-то? — Глеб говорил, улыбаясь себе под нос. — Чертовщина какая-то!
— Шурер, — продолжал размышлять Игорек. — Наверно, он не русский. И пишет по-русски неграмотно: богородицу через два «г» написал.
Сидели ребята, рассуждали, да так ни к чему и не пришли. Игорь нервничал.
— Слушай! А может быть, это он родных своих похоронил.
Глеб недоверчиво посмотрел на товарища:
— Это в мешочках-то?
— Ну что же? Знаешь… может, у него семью немцы побили во время войны. А он кости собрал и похоронил.
Глеб нахмурился соображая. Потом отрицательно покачал головой:
— Хороши похороны. Под номерами близких богородице передает. Как инвентарь в колхозе: № 1 — плуг, № 2 — веялка. И закопал на самой площадке, и на глубине — ногой достать можно, и сам каблуками топал, да цигарку сверху бросил. Нет, не похоже…
— А может, временно, — не сдавался Игорь, хоть и понимал, что догадка его не выдерживает критики. — Стой! — новая мысль пришла на ум Игорю. — Тут убийство, понимаешь? Это он убил кого-то и теперь концы в воду прячет.
— Кости-то старые, — усомнился Глеб.
— Ничего не значит. Может быть, он давно уже убил и закопал у себя… в погребе или под полом. А теперь решил — от греха подальше… Верно, всё-таки это его близкие… Он, очевидно, семью свою перерезал… жену, детей.
Глеб вдруг засмеялся.
— А помнишь, какие зубы в мешочках? Как у барана или теленка. Хороши близкие. За таких родственников и судить-то не станут. А потом… — заговорил снова Глеб, — яму он выкопал глубже полметра и широкую, а кость закопал у самой поверхности и в уголке. Не в костях тут дело. Искал он чего- то.
— Ну, а закапывал зачем?
— Кто его знает? Может быть, нарочно, чтобы запутать. А может, колдун твой Шурер. Бывают ещё такие в дальних деревнях. Скот лечат-калечат, людей дурят.
На первый взгляд эта новая мысль Глеба показалась Игорю заманчивой, но, вспомнив наружность своего зеленого незнакомца, он не смог с этой догадкой согласиться. Нет, не был похож на колдуна тот человек: часы, компас, рулетка, очки, велосипед. Не похоже!
Снова шум чьих-то шагов в кустах. Мальчики замолкли.
А на Тарелочку из зарослей вышел… колдун: старый-престарый, лет от роду, верно, девяносто, борода до пояса, голова, как колено, лысая. В лапоточках, в белой домашнего тканья длинной рубахе, с грубой палкой в руках. Только опоясан новеньким ремешком с никелированной пряжкой фабричной работы. А то и впрямь за выходца из древних веков можно было бы принять. Заговорил весело, приветливо ребятам улыбнулся. Мальчики встали.
— Бычка, внучики, не видали тут? Звезда на лбу белая, сам красный.
Бычок, тот самый, что напугал недавно Игоря, нашелся скоро: он мирно пощипывал траву за зелеными кустами. А дедушка не торопился уходить. Подошел к костру, сел, снял лапти — видно, старые ноги натомились. Ребята недовольны были приходом незваного гостя. Им о многом надо было поговорить наедине.
— Вы, внучики, не заночевать тут, у костра, хотите? — моргая морщинистыми веками маленьких глаз, спросил дед. — Не боитесь?
— А чего нам бояться, — буркнул Глеб, — не маленькие.
Старик беззвучно засмеялся.
— Да уж куда больше. Надо бы, да нельзя! Только, — он сделался серьезнее, — тут, бывало, и старые побаивались. Место такое. Конечно, молодежь теперь не та пошла, не верит.
— А чем это место особенное? — прищурился Игорек. У него уже рождались сомнения, пока ещё неясные, неоформленные. Во всяком случае, подозрительно было то, что старик их пугает, словно отвадить отсюда хочет.
Дед хитро посмотрел на мальчиков:
— Будто не слыхали?
