— Надеюсь, нет, сэр.
Он убрал тряпку, опустил мою ночную рубашку, подоткнул одеяло.
— Ты хочешь есть?
— Нет, сэр.
— Ты сумеешь не попасть в беду, пока я схожу навестить другого своего пациента?
— Лилли? — Мое сердце почему-то в страхе забилось.
— Как это часто случается, зачинщик преступления остался невредим. Я говорил о докторе Чанлере.
— О! Нет, сэр, со мной все будет в порядке.
— Если проголодаешься, позвони администратору, и пусть они что-нибудь пришлют. Только мягкая еда, Уилл Генри, и ничего слишком острого.
В соседней комнате зазвонил телефон, и доктор насторожился. Он не ждал звонка. Он пошел снять трубку и через минуту вернулся, ероша волосы.
— Я закрою дверь, Уилл Генри. Постарайся уснуть.
Я пообещал постараться. Я послушно закрыл глаза. Вскоре я услышал доносящиеся из гостиной голоса. Это в самом деле голоса, спросил я себя? Или это говорит яд? Один был низким, мужским, другой выше — явно женским. «Мюриэл, — подумал я. — Мюриэл пришла к доктору. Почему?» Что-то случилось с доктором Чанлером? Может, он все-таки умер? Мне показалось, что я слышу, как она плачет. «Пришел конец», — подумал, я, и мое сердце устремилось сначала к ней, а потом, с рвущейся скорбью, к моему хозяину. Я мысленно увидел, как он милю за милей тащился по беспощадной пустыне, бережно держа на руках ее мужа. Я услышал его отчаянный крик в гнетущем воздухе: «Зачем ты сюда пришел? Что ты хотел найти?»
Зачем же он отправился в пустыню? В Рэт Портидже он вроде посмеивался над предположением фон Хельрунга и над человеком, который, по его словам, несет ответственность за это предположение. Тогда зачем он отправился искать то, чего, по его мнению, не существует? Был ли это, как теоретизировал доктор, акт лести или слишком ревностная демонстрация сыновней преданности любимому учителю? Что заставило Чанлера рисковать жизнью ради чего-то такого, что он сам считал химерой и сказкой?
Голоса ровные, не становятся ни громче, ни тише, как горный ручей из родника. Да, решил я, это точно их голоса, доктора и Мюриэл. Через какое-то время я убедился в их реальности. Они существовали не только между моими ушами, но вне их.
Я не горжусь тем, что я сделал.
Из наших спален в гостиную вел короткий коридор. По счастью, рожки не горели, и я проделал свой путь в полутьме. Медленно — о, как медленно — распластавшись на животе, как морской пехотинец, я полз по полу, пока не добрался до места, откуда, удобно устроившись, мог наблюдать из тени, оставаясь невидимым.
Она сидела на диване в накидке для верховой езды поверх лилового платья из тафты и бархата. Хотя с моего наблюдательного пункта ее чудесные изумрудные глаза казались сухими, она нервно теребила на коленях платок. Доктора я не видел, но, судя по ее взгляду, он был у камина — стоял, насколько я знал Уортропа. В напряженные моменты доктор либо стоял, либо ходил как лев в клетке. А сейчас момент был явно напряженный.
— …признаться, что я испытываю некоторые трудности, пытаясь понять, почему ты пришла, — говорил он.
— Они настаивают на его выписке, — сказала она.
— Это смешно. Почему они не хотят его оставить? Они хотят, чтобы он умер?
— Это все Арчибальд, его отец. Он в ярости на тебя за то, что ты это сделал — отправил Джона в больницу — без его, Арчибальда, согласия. Он в ужасе от мысли, что это подхватят газетчики. Вот почему мы сами не отправляли его в больницу. Арчибальд и слышать не хотел об этом.
— Да, какой я глупец, — саркастически сказал доктор, — что не проконсультировался с великим Арчибальдом Чанлером, прежде чем спасти жизнь его сыну.
— Ты ведь знаешь, как он всегда относился к… профессии Джона. Это унизительно для него, постыдно для семьи. Он очень гордый — не такой человек, чтобы легко выносить насмешки. Хоть это ты мог бы понять.
— С твоей стороны было бы благоразумно не оскорблять меня, Мюриэл, когда ты обращаешься ко мне за помощью.
Она натянуто улыбнулась.
— Но ты так себя ведешь, что это очень легко сделать.
— Нет. Это тебе кажется, что это легко сделать.
— Если я возьму свои слова назад, ты мне поможешь?
— Я сделаю, как и всегда делал, все, что в моих силах, чтобы помочь моему другу.
— Это все, о чем я могу просить.
— Да? — Его голос упал. — Это все, чего ты просишь?
— Может, нет. Но это все, чего я прошу сейчас.
Его длинная тень дотянулась до нее и упала на ее лицо — устремленные вниз глаза, слегка опущенный подбородок, потерянный, страдальческий вид. Она встала. Тень слилась с мужчиной, и я увидел, как он подошел к ней, остановился. Стоя спиной ко мне, он загородил ее.
— Ты готова, Мюриэл? Возможно, им не удастся его спасти.
— Я готова с самого Рэт Портиджа. Я не говорю «с тех пор, как он вернулся», потому что он так и не вернулся, Пеллинор. Джон так и не вернулся.
Она упала ему на грудь. От неожиданности он покачнулся на каблуках, и его длинные руки инстинктивно обхватили ее. Он посмотрел на нее. Конечно, он видел ее запрокинутое лицо. Я не видел — а очень хотел бы.
— Где он? — спросила она. — Где Джон?
— Мюриэл, ты знаешь, что я…
— О, да. Я точно знаю, что ты собираешься сказать. Ты собираешься сказать, что у меня истерика, что я истеричка, что я не должна загружать свою красивую маленькую головку и все предоставить сильным и умным мужчинам. Ты собираешься мне сказать, что есть совершенно рациональное и научное объяснение тому, что мой муж стал чудовищем.
— Твой муж страдает хорошо исследованной формой психоза, Мюриэл. Развитие психоза относят на счет мифического существа, за которым он имел глупость поохотиться. Дело усугубилось физическими тяготами и лишениями — возможно, даже пытками…
Она отстранилась из его рук, поправила шляпку и со смехом сказала:
— Ну, вот видишь? Я так и знала, что ты это скажешь. Ты так чертовски предсказуем, что я удивляюсь, почему я когда-то думала, что люблю тебя.
— Миллионы людей любят солнце. Солнце предсказуемо.
— Это попытка пошутить?
— Я просто был логичен.
— Тебе надо быть с этим поосторожнее, Пеллинор. Однажды твоя логика может кого-нибудь убить.
Она была зажата между диваном и Уортропом. Она сделала шаг в сторону, чтобы его обойти, но он преградил ей путь.
— Что ты делаешь? — требовательно спросила она.
— Поступаю непредсказуемо.
Она нервно рассмеялась.
— Я помню только один случай, когда ты так себя повел.
— Джон обвиняет меня в том, что я устроил представление. Что я прыгнул в расчете, что меня спасут.
— И все же я тогда удивилась. Я была потрясена, услышав эту новость.
— Какая часть новости тебя потрясла что я спрыгнул или что он меня спас?
— Я никогда не могла понять, почему ты это сделал, Пеллинор.
