такое старое и засиженное мухами, что никому не приходило в голову пытаться что-то в нем разглядеть.
Это же зеркало было огромным и чистым. В нем не должны были отражаться такие личности, как Андрей, – затертые, измученные, неприкаянные... Неудачники, понял он. Было бы разумно, если бы зеркало вообще его не отражало. И люди проходили бы мимо него, как будто он – пустое место. Впрочем, они так и делали.
В министерстве ему сказали, что возникли какие-то проблемы с документами, нужно ждать несколько дней, и Андрей решил съездить в родной город Петербург, навестить родителей.
Там было поспокойнее. Не так шумно, как в Москве, не так много людей на улицах, а также дорогих машин, и не так сильно била в глаза роскошь.
Родители не столько обрадовались, сколько удивились его приезду. Отец постарел, ходил с палочкой, приволакивая ногу. «Три года назад у него был инсульт, мы ведь писали тебе», – сказала мама. Она тоже постарела и похудела, под глазами залегли темные круги. На Андрея мама смотрела с непонятным выражением – не то с жалостью, не то с покорностью, не то с упреком.
Стол был скудным. «Откуда чему взяться, – сказал отец желчно, – если мы на пенсии?» Андрей сказал, что он привык обходиться малым. И снова мама посмотрела с жалостью. Отец разглагольствовал о политике, сыпал именами, которые Андрей слышал едва ли не первый раз в жизни. Мама пыталась расспрашивать Андрея о его жизни, и он понял, что ему нечего рассказать. Про работу, про графики, формулы и эксперименты им было неинтересно. Отец нахмурился и хотел было сказать что-то резкое, но мама вмешалась и уговорила его прилечь в другой комнате, а Андрея попыталась отвлечь воспоминаниями о школьных товарищах.
Некоторые из них очень быстро сообразили, что профессия инженера после перестройки не слишком востребована, бросили прежнюю работу и устремились в свободное плавание по бурному морю бизнеса. Опять-таки некоторые в этом преуспели. А те, кто не преуспел, пошли работать по найму в крупные фирмы, это даже лучше, меньше ответственности и риска.
Кто-то переквалифицировался в программисты, кто-то уехал работать по контракту за границу, Оля Круглова работает по специальности заведующей отделом ценных бумаг крупного банка.
По маминым рассказам выходило, что все как-то устроились в этой жизни, и даже один сосед по двору – мальчик из неблагополучной семьи – попался на краже, отсидел свое, но вернулся. Кем он работает, мама не знает, но приезжает к родителям раз в неделю на «мерседесе», привозит полные сумки продуктов и разных необходимых вещей. В этом месте мама снова посмотрела на Андрея с тем непонятным выражением – не то с жалостью, не то с упреком.
Он отвернулся и спросил про Володю, но мама пожала плечами – про Володю она знала только, что после окончания института он очень быстро перевелся в Москву, а дальше след его потерялся.
Ночью он долго не мог заснуть. Возможно, виновата была его бывшая комната, наполненная воспоминаниями о прошлом. Он вспомнил, как сидел ночами за этим стареньким письменным столом и читал, читал книги по физике, как в душе его нарастал восторг от того, что он нашел дело, которому будет служить всю жизнь, как ему было интересно погружаться в удивительно логичный мир теоретической физики, и даже ночью ему снились формулы, графики и кривые.
К утру в душе Андрея что-то изменилось, что-то сломалось. Впервые к нему в голову закралась крамольная мысль: а может быть, он как-то неправильно жил? Но в чем он ошибся? Он только хотел заниматься любимым делом и чтобы ему не мешали... Однако окружающая действительность твердит ему, что он был не прав.
Он постарался отогнать эту мысль от себя, заменив ее более привычной: это не он неправильно жил, а кто-то злонамеренный обманул его, отнял у него молодость и вообще всю жизнь...
Прощание с родителями было холодным, он так и не нашел у себя в душе нужных слов. Да откуда им быть, если он давно уже перестал считать родителей близкими, еще с юности, когда они не поняли его страсти к физике.
К счастью, вскоре он прилетел в Прагу и с головой погрузился в работу конференции. Но и здесь его преследовало ощущение явной несправедливости: его коллеги из других стран производили впечатление людей вполне обеспеченных, можно даже сказать – состоятельных. На них лежал такой отчетливый оттенок западного лоска, что Андрей остро почувствовал ту же глухую обиду.
Почему он так обделен?
Или – точнее – кто его так обделил?
Самым же болезненным ударом по его самолюбию оказалась встреча со старым знакомым.
Это был его одноклассник Володя. Он находился в Праге по каким-то собственным делам. Встретились они с Андреем случайно, в холле гостиницы. Володя выглядел как преуспевающий западный бизнесмен, да, собственно, таким он и был. Он заметно обрадовался старому знакомому, пригласил его в гостиничный бар. Они выпили что-то такое, чего Андрей никогда не пробовал. Собственно, он не мог сказать, было ли это вкусно, но это было так непривычно... он чувствовал себя героем фильма из западной жизни. Впрочем, Андрей очень мало разбирался в напитках, выпивал вообще крайне редко, и спиртное подействовало на него неожиданно сильно.
Он сделался удивительно болтлив, принялся рассказывать о своей работе, о том, какой он важный и незаменимый специалист. И тут же проскользнула его давняя, глубоко спрятанная обида.
– Я работаю с редчайшими изотопами! – говорил он, схватив одноклассника за лацкан пиджака. – Это очень опасно! Если ничтожное количество этого изотопа попадет в организм – мучительная смерть гарантирована! И при такой опасной и важной работе я даже не имею машины!
– Это действительно несправедливо! – проговорил Володя, и взгляд его сделался задумчивым.
Он махнул рукой официанту, заказал еще по одному коктейлю.
– Представляешь, если хотя бы доля миллиграмма этого изотопа попадет в организм, он изнутри изрешетит все клетки, все органы! Излучаемые им тяжелые альфа-частицы буквально рвут в клочья молекулы ДНК и РНК, белки, хромосомы... в первую очередь поражаются печень и костный мозг, где постоянно необходим синтез белка и обновление клеток. Смертельная доза – кристаллик соли на кончике иглы, и при получении этой дозы всякое лечение бесполезно, никаких противоядий не существует, мучительная смерть неизбежна! И с такой гадостью я вынужден работать каждый день!
Володя перегнулся через стол и в упор посмотрел на Андрея:
– Но этот изотоп, о котором ты говоришь... ведь он, наверное, очень тщательно охраняется?
– Ха! – Андрей презрительно скривился. – Если бы я захотел, я без проблем вынес бы любое количество за пределы института! Я же там всех знаю...
– Но изотоп радиоактивен, значит, его очень легко обнаружить счетчиком Гейгера...
– Володя, я удивляюсь твоему невежеству! – возразил Андрей неожиданно трезвым голосом. – Ведь я уже сказал, что этот изотоп является источником тяжелых альфа-частиц, а счетчик Гейгера фиксирует только проникающую радиацию, то есть гамма-излучение... ведь ты должен знать разницу!
– Да-да, конечно... это очень интересно... – Володя потер руки и снова подозвал официанта.
Потом он подхватил пьяного одноклассника и куда-то его повез.
Андрей видел все как сквозь мутное стекло, и у него было отчетливое чувство, что это происходит не с ним, а все с тем же героем западного фильма, к которому он, Андрей Лагутин, физик-ядерщик из «Иркутска-18», имеет очень отдаленное отношение.
Они оказались в шумном, ярко освещенном заведении, играла ритмичная волнующая музыка, на маленькой эстраде танцевала женщина. Таких женщин Андрей никогда в жизни не видел. Да, собственно, кого он видел, кроме своей Ниночки? Эта женщина на эстраде извивалась, накручиваясь на высокий сверкающий шест, и сбрасывала под музыку одежду. Это было невероятно, восхитительно! Андрей громко хлопал и подпевал.
Потом что-то сместилось, они были уже в маленьком кабинете, и женщина танцевала только для него. Впрочем, кажется, это была уже другая женщина, но это не играло никакой роли. Андрей хлопал и тянулся к ней губами, женщина смеялась и шутя грозила ему...
– Ты не знаешь, кто я такой! – кричал Андрей, пытаясь усадить ее к себе на колени. – Я великий физик, без пяти минут нобелевский лауреат!
Женщина смеялась, говорила что-то на непонятном языке, потом выскользнула из комнаты.
